Режин Дефорж - Смех дьявола

— Матиас Файяр?.. Здесь?.. Мы пропали!

Втолкнув в прихожую Камиллу и Шарля, Матиас запер дверь.

— Не бойтесь ничего, Мирей. Если бы я хотел выдать вас, то сделал бы это давно. Я только хочу попросить у Альбера и его товарищей спрятать их. Потом я найду другое решение.

— Я не верю. Всем известно, что ты работаешь с ними.

— Мне наплевать, что вы знаете. Речь не обо мне, а о них. Если надо убедить Альбера и других, пусть возьмут моих родителей в заложники.

— Каков подонок! — с презрением процедила Мирей.

Матиас пожал плечами.

— Мне все равно, что вы думаете обо мне. Важно, чтобы гестапо не арестовало их. Если Альберу нужно связаться со мной, пусть оставит записку в «Золотом Льве» в Лангоне. Я явлюсь, куда он скажет. А теперь мне нужно уезжать.

Когда он приблизился к Леа, она отвернулась. Только в Камилле шевельнулась жалость при виде его мучений.

— Спасибо, Матиас.

Три женщины оставались неподвижными у входа на кухню, пока шум мотора не затих. На стуле у погасшей плиты заснул маленький Шарль, не выпуская из рук свою игрушку.

Было три часа утра, когда Альбер вернулся с места приема парашютистов вместе с жандармом Рири, владельцем гаража Дюпейроном и путейцем Казновом. У всех четверых на плечах висели автоматы.

— Леа… мадам Камилла., что происходит?

— Их разыскивает гестапо, — сказала Мирей.

Мужчины замерли.

— Это еще не все, — продолжала Мирей. — Сидони убита, сам Файяр привез их сюда, чтобы ты их спрятал.

— Мразь, — проворчал владелец гаража.

— Нам будет работенка, — пробормотал жандарм.

— Мне не верится, — задумчиво произнес мясник.

— Он сказал, что если ему не верят, пусть возьмут в заложники его родителей, — сказала Мирей.

Камилла почувствовала, что должна вмешаться.

— Я уверена, что он никого не выдаст.

— Вполне возможно, мадам Камилла, но нельзя допускать никакого риска. Я думаю, моя добрая Мирей, что нужно будет уйти к маки.

— И не думай об этом! А торговля? А малыш, если он захочет к нам присоединиться, если мы ему понадобимся? Уходи, если хочешь, я же останусь.

— Но Ми…

— Не настаивай, это решено.

— Тогда я останусь тоже.

Супруга бросилась мяснику на шею, он прижал ее к себе, пытаясь скрыть волнение.

— Э! Скажи, ты видишь меня забивающим быка матушки Лекюйе?

Все улыбнулись.

— А что делать с ними? — спросил жандарм, указывая на Камиллу и Леа.

Альбер увлек своих товарищей в другой угол кухни. Они шептались несколько минут. Рири и Дюпейрон вышли.

— Когда они вернутся, если все будет хорошо, мы уйдем. Сейчас мы проводим вас к надежным друзьям, где вы останетесь на несколько дней. А потом посмотрим. Многое зависит от того, что мне скажет Матиас, когда я его увижу.

Он повернулся к жене.

— Мирей, приготовь корзину со всем необходимым.

— Не стоит трудиться, у нас есть все, что нужно, — сказала Камилла.

— Оставьте, оставьте. Вы не знаете, сколько времени вам придется скрываться.

Владелец гаража вернулся.

— Можно идти. Все спокойно. Рири на стреме.

— Хорошо, пошли. Мирей, не беспокойся, если я не вернусь до конца ночи… Я беру маленькую корзинку, Казнов возьмет большую. Ну прощайтесь.

Грузовичок не отличался комфортабельностью и отчаянно трясся на дорожных ухабах.

— Далеко еще? — проворчала Леа.

— Не очень, немного не доезжая до Вилландро. Район спокойный. Там в маки свои ребята. Ваш дядюшка их хорошо знает.

— Вы думаете, нам долго придется там оставаться?

— Пока не знаю. Это будет ясно, когда я увижу Матиаса. Подъезжаем.

Быстро миновав низкие строения, они остановились перед домом, стоящим немного в стороне от дороги. Залаяла собака. Из двери вышел человек с ружьем.

— Это ты, Альбер? — тихо спросил он.

— Да, я привез наших женщин, их преследует гестапо.

— Ты мог бы меня предупредить.

— Это было невозможно. Сейчас у тебя есть место?

— Тебе повезло, англичане ушли прошлой ночью. Это надолго?

— Пока не знаю.

— Женщины и парнишка, — пробурчал человек с ружьем, — мне это не нравится. С этими паршивыми бабами всегда неприятности.

— Очень любезно! — произнесла Леа сквозь зубы.

— Не обращайте внимания, — сказал Альбер. — Дядюшка Леон все время ворчит, но нет в Ландах лучшего стрелка и более смелого сердца.

— Пойдемте в дом. Соседи — все наши люди, но сейчас паршивая овца легко попадает в стадо.

Комната, в которую они вошли, была длинная, с низким потолком и с утрамбованным земляным полом. Три большие высокие кровати за выцветшими занавесками, сундуки, широкий стол, заваленный всякой всячиной, разрозненные стулья, плита, черная от долгого употребления, камин внушительных размеров с неизбежными снарядными гильзами последней войны, старый каменный желоб, над которым висели пожелтевшие календари со следами мух, составляли обстановку. С потолка спускалась керосиновая лампа, на ферме еще не было электричества.

Вид этой убогой комнаты заставил обеих молодых женщин остановиться на пороге.

— Я не ждал новых гостей так рано и не успел приготовить постели, — сказал Леон, вытаскивая одеяла из одного сундука.

— Другой комнаты нет? — тихо спросила Леа у Альбера.

— Нет, — откликнулся хозяин, у которого был хороший слух. — Другой комнаты нет. Это все, что я могу вам предложить, любезная дамочка. Идите, помогите мне приготовить постели. Вы увидите: они хороши, из настоящего утиного пуха. Забравшись на них, не захотите вылезать.

Одеяла были жесткие, но приятно пахли травой.

— Все удобства за домом, там много места, — добавил хозяин с лукавым видом.

— А где умываться?

— Снаружи есть умывальник, и колодец недалеко.

Выражение лица Леа было, вероятно, забавным, потому что Камилла фыркнула.

— Увидишь, нам будет очень хорошо. Позволь помочь тебе.

Шарль не проснулся даже тогда, когда мать раздела его и положила в постель.

Давно уже Камилла и Леа не спали так крепко. Даже мальчонка, обычно просыпавшийся первым, еще спал, несмотря на позднее утро. Свет, проходя через красные занавески, становился розовым и мягким. Дверь, должно быть, была открыта. До них доносились успокаивающие шумы фермы: кудахтанье кур, скрип колодезной цепи и удары ведра о бревна, воркование горлиц, отдаленное ржание, голос ребенка, зовущего свою мать. Казалось, ничто не может нарушить эту мирную жизнь. Кто-то вошел в комнату и подбросил угля в печь. Вскоре почувствовался аромат настоящего кофе. Камилла и Леа, как на призыв, дружно отодвинули свои занавески. При виде двух всклокоченных голов Леон издал ворчание, похожее на смех.

— Ну вот и хорошо, милые. Нелегко вас оттуда вытащить, пожалуй, это возможно только с помощью чистого колумбийского.