Режин Дефорж - Смех дьявола

— Нелегко будет убедить моих тетушек.

— Не беспокойтесь, я займусь этим. Я заеду за вами в семь часов. Будьте красавицей.

Леа повесила трубку. Неясное беспокойство овладело ею, она меньше волновалась за Лорана. Страх охватил ее при мысли, что что-нибудь может случиться с Франсуа. Не зная ничего о Лоране со времени его отъезда, она успокаивала себя тем, что если бы он был ранен, — она отказывалась думать о худшем, — они были бы предупреждены первыми.

Цветы и шоколад оказали чудотворное действие на мадемуазель де Монплейне. Альбертина заметила только, что нежелательно, чтобы Леа, едва оправившись, возвращалась слишком поздно. Франсуа Тавернье обещал и похитил ее в роскошной машине, реквизированной у крупного торговца на черном рынке. Он повез Леа ужинать в маленький ресторан, недавно открывшийся на Монпарнасе. Место немного напоминало подпольный ресторан на улице Сен-Жак.

— Что стало с нашими друзьями Мартой и Марселем Андрие и их сыном Рене?

— После ареста Рене…

— Рене был арестован?..

— Да. Подвергнут пыткам и депортирован. Марта и Жанетта уехали в Лот вместе с малышом в начале прошлого лета. Марсель остался. Консьержка донесла на него как на коллабо, но пришедший квартальный комиссар, который у Марселя был одним из лучших клиентов, снял с него обвинения, заявив, что он участвовал в Сопротивлении.

— Это было неправдой?

— И да, и нет. Он помог и принял многих бойцов Сопротивления, но никогда не входил в его состав. Рене же был активным участником Сопротивления.

— Бедная Марта.

— Выпьем за ее здоровье, это было бы ей приятно.

Ужин был прекрасным и вернул Леа забытую веселость.

Тавернье снова восхищался ее жизнестойкостью.

Он сообщил ей, что открыл счет на ее имя в Товарищеском банке на бульваре Сен-Мишель. Она просто, без комментариев, поблагодарила его, подумав только: «Я смогу теперь купить себе новую пару обуви».

В этот вечер они занимались любовью неторопливо и с нежностью, что не было им свойственно. Казалось, они впитывали каждую частицу тела другого. Наслаждение нарастало в них естественно и непреодолимо, чтобы затопить почти горестной нежностью, наполнявшей глаза слезами. На короткий миг они задремали в объятиях друг друга. Она очнулась первой и напряженно всматривалась в этого мужчину, который покидал ее. Что-то говорило ей, что она долго не увидит его. Она жадно вглядывалась в это лицо, которое во сне обрело детские черты. Сколько ему лет? Она никогда его об этом не спрашивала. Как могла она знать о нем так мало, если они были знакомы уже несколько лег? Что побуждало ее не хотеть знать, кем он был на самом деле? Теперь ей хотелось бы знать все: его детство, юность. Есть ли у него братья и сестры? Кто его родители? Живы ли они еще? Почему он сражался в Испании? Какую роль играл? Хорошо ли он знал ее дядю Адриана? Каких женщин он любил? Чем он занимался до войны? И что будет делать, когда война закончится? Сколько вопросов, которые, вероятно, останутся без ответов, потому что он должен завтра уехать.

Как он прекрасен! Прекрасен?.. Да, эти выразительные черты, этот грубый подбородок, смягченный великолепным ртом с четко очерченными губами, эти густые брови, этот взгляд, иногда такой твердый и через мгновение нежный или иронический. Часто эта ирония ранила ее, даже если за нею угадывался страстный интерес ко всему тому, что касалось ее. Воспоминание об этих взглядах обожгло ее.

Ее пальцы ласкали широкие плечи, терялись в зарослях на груди, затем заскользили вдоль живота, где их остановила сильная рука.

— Я вас поймал, мое сердечко, вы воспользовались сном бедного человека.

Через полуприкрытые веки он наблюдал за ней с напряженностью, которая не имела ничего общего с шутливым тоном его слов. Смущенная этим взглядом, она попыталась освободить свою руку.

— Продолжай, я люблю, когда ты так наклоняешься надо мной.

Не обидевшись, она продолжила свое движение к набухающему члену. Ее руки ласкали его до тех пор, пока он не поднялся между ее пальцами. Леа обхватила ногами тело своего любовника и медленно впустила его в себя.

Она отдавалась ему, то замедляя, то ускоряя свои движения, наблюдая по лицу Франсуа за его ощущениями.

— Я твоя любовница, — сказала она ему с вызовом.

Соединенные трепещущей плотью, они не сводили друг с друга глаз, не заботясь о взаимном впечатлении, не страшась самых нескромных проявлений, когда страсть искажает черты любимого лица. Неодолимое наслаждение выгнуло тело Леа, поддерживаемое вытянутыми руками Франсуа, который в этом положении пытался запечатлеть каждую черточку ее лица. Сколько времени они оставались в таком как бы невесомом состоянии? Вскрикнув, она упала на него и стиснула в объятиях.

Наконец она затихла и на мгновение словно бы лишилась сознания. Он охладил ей лоб и виски влажной салфеткой.

— Холодно, — пробормотала она, отталкивая его.

Он одел ее, как одел бы маленького ребенка, но не решился приводить в порядок ее растрепанные волосы. Франсуа отнес Леа в машину и отвез на Университетскую улицу. В доме все спали. Он уложил ее в постель, она мгновенно уснула с блаженной улыбкой, какая играет иногда на лице спящего ребенка. Франсуа долго любовался ею.

Наконец он, словно спасаясь бегством, быстро покинул квартиру на Университетской улице.

«Бордо, вторник, 22 августа 1944 года

Моя дорогая Леа!

Я пишу тебе это письмо, не зная, дойдет ли оно до тебя, потому что либо я разорву его, не окончив, либо почта не доставит его, так как работает с перебоями.

Мы все, коллаборационисты — полицейские, гестаповцы или добровольцы, сражающиеся за Германию, — готовимся к отъезду в большой суматохе. Нужно видеть тех, кто совсем недавно гордо шествовал по улице Сен-Катрин или Режан, какими они стали теперь: как будто хотят казаться меньше ростом, быть незаметнее. Многие пытаются пробраться в маки, но парни из Сопротивления не доверяют нынешним рекрутам. После англо-американской высадки они бегут записываться тысячами. Ты увидишь, что после окончания войны не будет больших героев ФВС, чем эти коллабо, выворачивающие сейчас свои куртки. Они мне противны! Случись новое изменение ситуации, ты увидишь, как они опять вернутся под крыло маршала. Я же принял иное решение. Я превращу это потерянное дело в свое. Я поступлю, как герои-негодяи из романов нашего детства. Вспомни, как их любили, этих странствующих рыцарей, заключивших договор с дьяволом. Конечно, они всегда проигрывали, но какой ценой заставляли они платить за свое поражение.

Я пишу тебе все это, чтобы ты знала, что я записался в войска СС не ради политического идеала. Мне здесь нечего делать, для меня здесь нет будущего. После окончания войны у новых победителей будет только одна мысль: мстить. Я не баран, ждущий удара ножа на бойне. Я опасаюсь лишь одного: что они отомстят моим родителям. Моему отцу многократно угрожали, его обвиняют в смерти твоей тетки и в поджоге Монтийяка. Найдено тело Мориса Фьо. Он был казнен участником Сопротивления. Аристид также казнил Гран-Клемана и его жену. Они — хозяева в регионе. На прошлой неделе я видел твоего кузена Филиппа и посоветовал ему укрыться в надежном месте. Он говорит, что его отец не хочет ничего знать, потому что ему не в чем себя упрекнуть. Не так думают некоторые бордосцы. Здесь с небольшим отставанием повторяется то, что происходит в Париже. Я полагаю, ты находишься на баррикадах с винтовкой в руках. Так мало надо, чтобы я оказался рядом с тобой.