Режин Дефорж - Смех дьявола

— Мы перевезем его останки во Францию, если ты хочешь.

— Нет, он умер здесь, здесь и должен оставаться.

— Что вы делаете?

— Я собираю немного этой земли, чтобы смешать ее с землей Монтийяка.

У нее защемило сердце.

— Что с вами?

Как будто ничего не произошло. Просто, в первый раз за долгое время она подумала о возможном возвращении в обожаемый край. На эту мысль ее натолкнул Матиас. Она с ожесточением наполнила землей свою шляпу. Когда Леа выпрямилась, новый свет сиял в ее глазах.

В течение недели они виделись каждый день. Клер и Мисту, как могли, скрывали отсутствие своей подруги. Несмотря на это, работа, выполняемая молодыми женщинами французского Красного Креста в Берлине, вызывала всеобщее восхищение. Жанина Ивуа, руководитель отделения, писала мадам де Пейеримоф:

«По походному журналу вы должны видеть, что мы хорошо поработали. Нам удалось получить у британцев разрешение на продление срока нашей работы в их секторе благодаря тому, что мы делаем для них. Действительно, они не получили разрешения передвигаться в русской зоне в поисках пропавших без вести (приблизительно тридцать тысяч), поэтому во время наших выездов мы делаем для них то, что они сделали бы для нас. Иногда мы возвращаемся с сотнями свидетельств о смерти или со списками захоронений, найденных в самых маленьких деревнях, которые можно разделить по национальностям. Сколько писанины!..

В каждой нашей команде по-прежнему пять водителей и одна санитарка. Англичане настояли на уменьшении численности персонала ввиду трудностей со снабжением.

Эльзасцы и лотарингцы продолжают прибывать, и мы все с радостью перевозим их; бедняги, они так настрадались! За десять дней наши девушки одели, накормили и обслужили семь тысяч эльзасцев и лотарингцев. Их неиссякаемая самоотверженность вызывает восхищение французских и британских властей.

Новые поезда с эльзасцами и лотарингцами (приблизительно три тысячи) ожидаются с часу на час, и британские власти тотчас потребуют по телефону нашей помощи. Их физическое состояние очень плохое, и мы, в качестве французского Красного Креста, счастливы возможностью дать им ту моральную и материальную поддержку, в которой они так нуждаются.

Мы очень часто видимся с генералом Келлером, приезжающим из Москвы. Он сообщает нам о прибытии поездов. Еще столько людей в лагерях в глубине России.

У нас действительно неслыханная возможность ездить по русской зоне. Они нам доверяют и везде очень сердечно встречают нас. Принимая последний санитарный поезд, мы обратились с просьбой о вывозе тяжело больных к влиятельному генералу. Он при нас позвонил в Москву. Ответ был отрицательным, но он по крайней мере сделал попытку. Этот демарш не прошел бесследно, так как на этой неделе тяжело больные будут нам переданы и уедут в санитарном поезде, который только что прибыл.

Здесь царит великолепная атмосфера. Я могу только похвалить свою команду, и особенно мадемуазель Мориак, Ну де ля Упльер, Дельмас, Фарре д'Астье, д'Альвери, работающих слаженно и четко…»

Франсуа Тавернье получил приказ возвратиться в Париж, откуда он должен был отправиться в Соединенные Штаты. Леа проводила его на аэродром после ночи, проведенной в маленьком доме старой немки. Когда он поднимался на борт «Дакоты», ее охватил страх, что она больше никогда не увидит его.

Подруги сделали все, чтобы развлечь ее. Мисту и Клер действовали столь успешно, что она отчасти вновь обрела прежнюю веселость.

В середине сентября Леа получила приказ сопровождать группу детей до Парижа. Она покинула Берлин и своих подруг с грустью, но и с облегчением. Слишком много руин, страданий и трупов.

В Париже мадам де Пейеримоф дала ей увольнительную. Она устремилась на Университетскую улицу, но нашла лишь запертую дверь. Отдавая ей ключи, консьержка сказала, что все уехали в Жиронду. Леа не поняла.

Она, для которой было немыслимой радостью провести несколько дней в столице, в тот же вечер бросилась на Аустерлицкий вокзал.

Поезд был переполнен. Каждый раз, когда она забывалась, ей слышались страдальческие вопли ее тетки или стоны Рауля. Сколько времени эти призраки будут преследовать ее? Возвращаться в Монтийяк было безумием. Что надеялась она там найти? Зачем возвращаться назад? Ничто не воскресит ни мертвых, ни старый дом!

Она сошла в Бордо и решила сесть на ближайший поезд, уходящий в Париж. От соседней платформы отправлялся старенький поезд на Лангон. Не раздумывая, она побежала к нему. Через открытую дверцу к ней протянулась рука, она впрыгнула.

Лангонский вокзал не изменился. С чемоданом в руке она отправилась к центру маленького городка. Был базарный день. Двое жандармов спорили перед гостиницей «Оливер».

— Да это маленькая Дельмас!.. Мадемуазель!

Леа обернулась.

— Вы нас не узнаете? Это мы привезли вас с вашим дядюшкой и бедной молодой женщиной к Сифлетте.

Да, разумеется, она помнила.

— Итак, вы теперь вернулись на родину? Ах! Многое здесь произошло… и не лучшее. У вас уже нет вашего знаменитого велосипеда?.. Мы вас подвезем… нельзя вас оставлять здесь одну. Не правда ли, Лаффон?

— Что за вопрос, Рено? Пусть не говорят, что французская жандармерия нелюбезна.

Леа не могла отказаться от этого предложения. Она села в машину.

Двое мужчин непрестанно говорили, но она не слышала их слов, во все глаза она смотрела на родные места, которые не надеялась больше увидеть. Они не настаивали, когда она попросила высадить ее у подножия холма Приулетт. Она подождала, пока машина скрылась, и продолжила свой путь.

Был один из тех прекрасных вечеров конца лета, когда золотящий виноградные гроздья свет уже предвещает осень.

Подъем показался ей трудным, она замедлила шаг. За темной массой деревьев скрывался Монтийяк. С сильно бьющимся сердцем она дошла до белой изгороди.

В воздухе чувствовался новый запах, необычный для этих мест, запах свежей древесины. До нее донеслись знакомые звуки: кудахтанье кур, лай собаки, воркование голубей, ржание лошади. За строениями фермы должен был подниматься каркас дома. Легкий ветерок растрепал ее волосы. Пронзительный звук пилы… Удары молотка… Голос молодого человека, который напевал:

Рабочие укладывали шифер на новые стропила. Один из скатов крыши был уже готов… Через открытую дверь виднелась кухня… Пошатываясь, она отступила в то место, которое ее сестры называли улицей… Крики детей и смех доносились с террасы… Леа хотелось убежать, ускользнуть от миража, но неведомая сила толкала ее к этому смеху и к этим крикам. Качели взлетали между столбами, оплетенными глицинией… Время остановилось, потом сделало скачок назад. Теперь на качелях была маленькая девочка с растрепанными волосами, которая повторяла: