Виктор Ахинько - Нестор Махно

Выходило, что народ к свободе не готов, робок. Сомневается? Затоптан? Всеволод днем и ночью ломал над этим голову, прочитал на съезде фундаментальную «Декларацию» — что же изменилось? Благоприятного ответа не было — хоть плачь! Из двух одно: либо сам великий замысел анархизма чего-то не учел, либо мешают война и разруха. Волин склонялся ко второму, иначе вся их борьба сразу же и, возможно, навсегда теряла смысл.

— У нас отлично поставлено школьное дело, — отвечал он Кернеру. — Им занимается жена Махно — Галина, симпатичнейшая брюнетка. Мы роздали землю, дома, заводы. Регулярно выходят газеты. В наших театрах полно публики. Кроме того, решили на съезде вопросы о снабжении армии, борьбе с пьянством, о больницах и лазаретах, об украинском языке. Мало этого?

Гость, однако, грустно взглянул на Волина, заметил:

— Есть такие селекционные яблоки, ароматные, крупные… скороспелки. Не приходилось кушать?

Всеволод нахмурился, и Марк Борисович почувствовал, что дальше задираться глупо и опасно. Пусть потешатся ребята. Без предпринимателей и доброй старой веры все равно никто не обойдется. А сейчас… хоть бы детей не потерять да самому уцелеть.

— Как тут Лева Задов? — поспешно сменил тему разговора Кернер. — Он был у нас в Гуляй-Поле депутатом. Хваткий хлопец!

— Контрразведчик первого корпуса, — довольно холодно сообщил Волин.

— Тебе не кажется, Всеволод, что в этой стране, впрочем, как и в любой другой, нас могут сделать свободными только большие деньги? — небрежно спросил еще Марк Борисович, хотя ради этого, собственно, и пришел.

— Нет! — рубанул председатель реввоенсовета. — Не кажется. Соколу все равно, в какой клетке сидеть: в железной или золотой.

— Ну, извини, — Кернер вежливо откланялся и поехал дальше. По дороге думалось: «Ах, жаль! Такие таланты… Сами себя, добровольно, ради иллюзий зарывают в землю!»

Легкость, с которой был совершен взрыв в Леонтьевском переулке, усыпила бдительность анархистов подполья. К тому же минул месяц, никто из них не был взят, и становилось как будто ясно, что в ЧК работает любительское дубье или конспирация террористов — действительно верх совершенства. Петр Соболев так и сказал товарищам:

— Руки у них коротки. Мы еще покажем диктаторам-бэкам (Прим. ред. — Так называли большевиков) октябрьские торжества. Всю Красную площадь, будьте любезны, поднимем в воздух!

Между тем арестованный Барон, не имевший к делу никакого отношения, проговорился, что как-то заходил с безобидным теоретиком Левой Черным в квартиру на Арбате. Чем она интересна? Ничего особенного, вполне легальное жилье. Да все приезжие анархисты туда наведываются. Какой дом? Кажется, тридцать. А квартира? Позвольте, позвольте… Вроде пятьдесят восемь, но не уверен…

В тот же день там сделали обыск и был оставлен агент, который просидел сутки за вешалкой и слышал, как являлись какие-то типы. Возле дома срочно устроили засаду. Под утро заметили мужичка «с висячими гуцульскими усами и бородкой», велели:

— Руки вверх!

Но не тут-то было. Шустряк кинул бомбу, которая, по счастью, не взорвалась, и бросился наутек, ранив комиссара. Однако меткими выстрелами бандита сразили наповал, и труп отвезли в ЧК. По фотографии установили, что это некто Казимир Ковалевич.

— Запомните: лучше живой осел, товарищи, чем дохлый лев, — с укоризной сказал Феликс Дзержинский.

Пока разбирались с Ковалевичем — редактором и казначеем Всероссийской организации анархистов подполья — в ту же квартиру на Арбате явились и были взяты еще двое: отчаянный экс Хиля Цинципер и его подруга Фаня. Их усадили на кровать. Дебелый чекист из рабочих или крестьян самоуверенно расхаживал рядом. Другой отправился звонить. Хиля услышал, как он за стеной докладывал:

— Прихватили еще парочку. Да, да. Сидят тут, голубчики… А ежели новые подвалят? Присылайте подмогу… Что, что? Какие сомнения?

Цинципер понял: другой охраны нет. Вскочил и мгновенно выхватил револьвер из-за пояса чекиста.

— Молчи, а то бахну! — прошипел. Растяпа поднял руки. Фаня связала их, сняла наволочку и заткнула рот сторожу. Рядом уложили его товарища и скрылись.

Казалось бы, теперь-то все террористы срочно уедут из Москвы, подальше от греха. Тем более, что у Ковалевича (и это легко можно было предположить) нашли записную книжку с адресами. Но анархисты подполья и не думали о спасении.

— Гибель Казимира и арест Хили с Фаней — печальные недоразумения! — заявил Петр Соболев. Нос его заострился, холодные глаза смотрели по-прежнему непреклонно. На этот раз конспираторы собрались на подмосковной даче.

— А что на очереди? — спросил Сашка Барановский.

— Ты меня удивляешь, боевик. Нас ждет Красная площадь! — отвечал Соболев. — Уже прибыли два вещмешка тола. Вон в углу лежат. Из Брянска едет новый груз, и, чего бы то не стоило, мы выполним свой долг перед тысячами повстанцев Батьки Махно, что гибнут на юге за свободу! Или, может, кто-то устал?

— Оставь это, Петр, — попросил одетый с иголочки старый анархист по кличке Дядя Ваня. — Мы не дети, сознаем, что терроризм ужасен. Но еще хуже — хлебнув свободы, сносить насилие большевиков и молчать. Это… невыносимо!

Получив задания, гости разъехались, а хозяева остались на даче, где была типография и лаборатория по изготовлению бомб…

Между тем, после бегства Хили с Фаней, московская ЧК взялась за дело уже по-настоящему. Была сколочена боевая оперативная группа, куда вошли битые сыскачи: заместитель Дзержинского — Манцев (вскоре его пошлют на Украину для борьбы с Махно), братья Фридманы, другие. Они нащупали. еще одну конспиративную квартиру — ту самую, что принадлежала Марусе Никифоровой.

Там никто не жил. Но днем и ночью стали следить из окон дома, что был напротив. Никаких подозрительных личностей не замечалось. Наконец появился высокий мужчина в приталенном пальто, зыркнул по сторонам и юркнул в злополучную квартиру. Ему дали выйти и тихо схватили за углом. Обыскали, изъяли: два револьвера, гранаты и главное — ключ. Завели арестованного в квартиру, по документам установили, что это Хлебныйский. Потом он уточнил — Приходько Иван Лукьянович, кличка Дядя Ваня. Он писал в ЧК: «Я старый анархист. На экспроприациях бывал на Украине, принимал активное участие, но в Москве нет».

Манцев терялся в догадках: «Если таким не доверяли, то кто же те, отъявленные? Может, прав Барон — в Наполеоны целили? Поистине великие злодеи!»

Засада затаилась уже в квартире Никифоровой. Знала б она, что так распорядится рок, — десятой дорогой обошла бы коварный Глинищевский переулок! Но к тому времени уже и Маруси не было в живых.

В сумерках послышалось: кто-то вставляет ключ в замок. Чекисты насторожились и схватили «гостя» прямо на пороге. Разглядели. Батюшки, это же опять Хиля Цинципер! Собственной персоной. За ним потянулись другие. К утру арестовали тринадцать человек!