Виктор Ахинько - Нестор Махно

Она догадывалась, что тут не обходится без чего-то мистического. Единственная, не считая невесты тяжелораненого, колесит с вооруженными до зубов мужиками вроде персидской княжны! Но та не по своей воле попала к Степану Разину. «А ты, ты — сама запрыгнула в тачанку, вчерашняя гимназистка. Бедный отец, — тревожилась Тина. — Хоть бы не узнал. С ума сойдет, как выражается отрядный поэт Петя Лютый: «крыша поедет». Отец просто не поверит, спросит: «Тинушка, это правда?» Что отвечать? Любишь Нестора! Какого? Атамана разбойников? Но он же за справедливость, евреев защищает от всякой мрази. Потому что ты рядом? В жертву себя приносишь? А что, не так разве? Может, анархиста уважаешь? Да Батько и сам толком не объяснит, что это, Свобода! Она своя у каждого. Или честно: ты любишь мускулистого малого, сладкого в постели. И грозного! Даже пуля его боится. Но разве отцу об этом скажешь? Как придирчиво он приглядывался к Леймонскому: вежлив, умница, из родной торговой семьи. Чем не жених? Чем?»

Нестора все не было, шумел со своим штабом в другой комнате. Скоро явится. Как ни моется, а лошадиный дух остается. Бр-р. Не могла Тина и к этому привыкнуть. Еще запах спиртного. Отец пьет только по праздникам, серебряную рюмочку с фамильным вензелем. Здесь же дочку научили, как говорит бесцеремонный кот Щусь, «прикладываться». Пока помаленьку, с отвращением. Сидишь рядом — не откажешься. Бр-р. Сжавшись под грубым, колючим одеялом, она захихикала. «Ох, и вышвырнут же меня когда-то, как ту княжну, — думалось. — Счастье, что моря в степи нет».

Скрипнула дверь.

— Прости, голубка, — сказал Нестор. — Задержался чуток.

Он снял тяжелый пояс, разделся в темноте и юркнул под лижнык. Тина порывисто обняла его и забыла об отце, Леймонском, о лошадином духе и персидской княжне…

Разбудил их дежуривший по отряду Алексей Марченко:

— Батько, Батько, — говорил он, постучав. — Хлопцы помещика поймали!

— Что там… на улице? — через некоторое время спросил Махно.

— Рассвет скоро. Шесть часов.

Нестор легко оделся, нацепил шашку, вышел. Было сыро, холодно. У крыльца ждал Марченко. Поодаль стояли еще трое или четверо.

— Кто такие? Что за нужда? — недовольно осведомился Батько, поеживаясь.

— Цапко фамилия. Недалеко проживает, — докладывал дежурный. — Я их давно знаю. Злобная семейка. До революции жилы тянули из мужика. Потом с гайдамаками прикатили, землю отбирали назад. Дядю моего шомполами секли. Я этому гостю хотел сразу закатать пулю в лоб. Чего шляется ночью у села? Но есть же приказ — не чинить самосуд. Вот и решайте.

— Подойдите сюда! — позвал Махно.

Цапко бодро выступил вперед. Был он вроде в барашковой шапке, в пальто, высок ростом.

— У нас там свадьба, — заговорил громко, уверенно. — Я их предупреждал. Не время, ребята. Да им что? Охота пуще неволи! — он хохотнул. — В церковь, видите ли, потянуло. Захотели венчаться на рассвете и послали просить вас, Батько, чтобы проехать через Старую Темировку. Вся история. Как на духу.

Нестор слушал его внимательно и не поверил ни единому слову. Между тем это была чистая правда, но как всегда — не вся. Изо рта помещика шел пар, пахло вином. «С кем пил? — тревожась, прикидывал Махно. — Черт его разберет. Скорее всего, с офицерами. (Это тоже была правда). А шустер, однако, неглуп, подлец. Мы тебя все равно проведем. Зябко что-то, пробирает до костей».

— Подождите тут, — сказал Нестор, возвратился в хату, надел шинель, шапку, вышел. — Дежурный, поднимай отряд! — скомандовал. — Будем немедленно уходить!

— Слушаюсь, — ответил Марченко и, не задавая лишних вопросов, побежал исполнять. В сарае задорно кукарекнул петух.

— А вы, гражданин Цапко, — продолжал Нестор, — передайте сватам, что могут ехать. Нас здесь уже не будет.

Помещик поклонился и ушел с разведчиками.

— Что ж ты наделал, Нестор? — возмутился Петр Лютый. Он стоял с Семеном Каретником и все слышал. — Это шпион! Никакой свадьбы нет!

Петухи уже перекликались вовсю, и доносились голоса команд.

— Ты, Петя, умнее детей моего отца? — съязвил Махно. — Срочно найди Марченко и передай: выезд отменяется. Но чтобы никто не раздевался, и раненых пусть не снимают с подвод. Мало ли что. Не зря он шлялся тут.

Лютый убежал.

— Опасаешься нападения? — поинтересовался Каретник.

— Надеюсь, пронесет. Цапко сообщит о нашем уходе.

— Слушай, Нестор, помнишь, барыня… как же ее, старую куклу? Каркала, что гетман Скоропадский утёк. Зачем она это брехала?

— Лукавую бабу и в ступе не истолчешь. Пошли в хату.

Хозяева тоже не спали, возились у печи. Там потрескивали дрова, и отблески огня хоть немного веселили душу.

— Доброе утро, — сказал Махно, направляясь в комнату, где спала Тина.

— Дай-то Бог, — вздохнула хозяйка, — чтоб скорее закончилась вся оця смута. В чем мы провынылысь пэрэд ным?

Нестор остановился, хотел возразить, но тут влетел Петр Лютый.

— Пулемет бьет! Навел-таки помещик!

Они поспешили на улицу, прислушались. Трещало уже как будто с трех сторон, и пули свистели над крышей, где вяло, нехотя занималась заря. Со всех ног во двор бежали командиры.

— Чубенко, обоз у нас на вес золота. Хватай его и за горку. Там закрепитесь, — приказывал Махно. — А вы, Рябко, Щусь, Петренко, Вакула — каждый на своем участке выдвигайтесь и бейте! Быстро!

На улице скрипели подводы, мелькали всадники.

— К горе! К горе! — указывал им Батько, а сам торопился в обратную сторону, на зарево рассвета. Показались последние хаты. Дальше угрюмо чернело поле. Над ним клубился туман. Из него вынырнула тачанка, и несколько верховых летели. Семен Каретник бросился к ним.

— Стой! Что такое?

Нельзя было понять, где противник, каков он. Тачанка притормозила.

— Пулеметчик ранен. Они… сзади! — растерянно прохрипел кучер, указывая кнутом на поле. Теперь и Махно увидел, как из тумана выплывают ряды вражеских солдат. Он хотел вскочить на тачанку и припасть к пулемету, но ее уже и след простыл.

— Я ж вам, б…! — ругнулся Нестор, сжав кулаки. Пуля с посвистом чмокнула в глиняную стену хаты. Он невольно пригнулся.

— Держи, Батько!

Лютый подал ручной пулемет. Махно кинул его на спину Петру. Тот опустился на колени, спросил:

— Годится? Пали! — и они ударили по наступающим. Те не ожидали отпора, замешкались, падали. Лютый отстегнул, подал новую ленту. Из села перебежками выдвигались повстанцы.

— Вперед, хлопцы! — призывал их Алексей Марченко. Казалось, еще немного и противник дрогнет, отступит, как бывало не раз. Австрийцы и румыны, варта, гайдамаки уже не рисковали. Похоже, это мадьярские стрелки. Дрогнув по центру, теряя убитых, они тут же зашли с флангов, густо кидали гранаты и прицельно стреляли. Вот уж рядом!