Бернард Корнуэлл - Мятежник

Раздался звук пощечины, вопль, а потом всё затихло. Чернокожий кучер взмахнул хлыстом, колеса экипажа с железными ободами заскрипели по мостовой, и тяжелая коляска повернула за угол, избавив Ридли от его суккуба.

Он чувствовал угрызения совести, потому что ее голос был таким трогательным, когда она издала этот последний отчаянный крик, но знал, что другого выбора не было. И действительно, говорил он себе, во всем этом мерзком деле виновата сама Салли, превратившаяся в надоеду, годящуюся только для постели, но теперь она исчезла, и он повторял себе, что навсегда от нее избавился.

В его руках все еще была тяжелая сумка Салли. Он открыл ее и обнаружил, что внутри нет оружия, лишь сотня серебряных долларов, которые были первым его взносом за ее молчание.

Каждая монета была отдельно завернута в оторванный кусок бумаги из-под сахара, как будто каждый доллар был каким-то особенным, и на мгновение Ридли растрогался от этой детской непосредственности, но потом понял, что, возможно, Салли завернула монеты, чтобы они не звенели, привлекая предательское внимание.

Как бы то ни было, деньги снова оказались у него, и это показалось справедливым. Итан взял сумку под мышку, натянул перчатки, надвинул форменную кепи на глаза, поправил саблю и медленно зашагал домой.

— Кажется, — Анна потянулась через стол, чтобы взять булку, которую разломила пополам, а потом окунула одну половину в подливку, чтобы угостить своих шумных спаниелей, — у Траслоу есть дочь, и она забеременела, так что он выдал ее замуж за какого-то беднягу, а теперь она сбежала, мальчишка в Легионе, а Траслоу в ярости.

— В бешеной ярости, — крайне весело произнес ее отец. — Избил мальчишку.

— Бедный Траслоу, — сказал Адам.

— Бедный мальчик, — Анна бросила еще один кусок хлеба скулящим и скребущим пол псам. — Траслоу сломал ему скулу, так ведь, папа?

— Еще как сломал, — подтвердил Фалконер. Полковник сумел полностью оправиться от неприятных последствий неудачного кавалерийского налета. Он искупался, подстриг бороду и надел мундир, так что снова выглядел бравым солдатом. — Мальчишку зовут Роберт Декер, — продолжал полковник, он сын Тома Декера, ты помнишь его, Адам? Ужасный человек. Теперь он мертв. Кажется, наконец-то настало избавление.

— Я помню Салли Траслоу, — неохотно произнес Адам. — Угрюмая, но очень хорошенькая.

— Ты встречался с ней, когда был у Траслоу, Нат? — спросил Фалконер. Полковник прилагал все усилия, чтобы быть любезным со Старбаком и показать, что неприязненное пренебрежение последних дней закончено и забыто.

— Не помню, чтобы заметил ее, сэр.

— Ты бы ее заметил, — сказал Адам. — Ее невозможно не заметить.

— Что ж, она сбежала, — сообщил Фалконер, — а Декер не знает, куда, и Траслоу на него разозлился. Похоже, он отдал молодоженам свой клочок земли, и она оставили его на попечении Ропера. Помнишь Ропера, Адам? Теперь он живет там. Он мерзавец, но знает, как управляться с лошадьми.

— Не думаю, что они были обвенчаны должным образом, — Анна находила положение этой несчастной пары более интересным предметом, чем судьбу освобожденного раба.

— Я тоже в этом сильно сомневаюсь, — согласился с ней отец. — Наверняка прыгнули через метлу по-быстрому, а, может, даже без этой формальности обошлись.

Старбак уставился в свою тарелку. Ужин состоял из вареной ветчины, кукурузного пирога и жареной картошки. За столом присутствовали лишь Вашингтон Фалконер, двое его детей и Старбак, а нападение Траслоу на Роберта Декера было единственной темой их беседы.

— Куда могла сбежать эта бедняжка? — недоумевал Адам.

— В Ричмонд, — немедленно отозвался его отец. — Все испорченные девицы отправляются в Ричмонд. Там она найдет работу, — произнес он, бросив взгляд на Анну и приняв удрученный вид, — определенного рода.

Анна вспыхнула, а Старбак подумал, что Итан Ридли тоже в Ричмонде.

— Что будет с Траслоу? — спросил он.

— Ничего. Он уже обо всём сожалеет. Я направил его под арест и угрожал десятью кругами ада.

На самом деле это майор Пелэм арестовал Траслоу и сделал ему выговор, но Фалконер не думал, что есть какая-то существенная разница.

Полковник прикурил сигару.

— Теперь Траслоу настаивает, чтобы Декера направили в его роту, и думаю, лучше с ним согласиться. Кажется, у мальчишки есть и другие родственники в той роте. Ты можешь успокоить этих псов, Анна?

— Нет, отец, — она бросила еще один кусок пропитанного подливкой хлеба в шумную кучу малу. — И раз уж мы заговорили о прыжках через метлу, — добавила она, — ты забыл про свадьбу Дятла.

— Это ведь была вполне официальная свадьба? — сурово произнес ее брат.

— Конечно. Мосс провел весьма унылую церемонию, а Присцилла выглядела почти красивой, — улыбнулась Анна. — Дядя Дятел бросал на нас злобные взгляды, лило как из ведра, а мама послала в подарок шесть бутылок вина.

— Нашего лучшего вина, — с каменным лицом заявил Вашингтон Фалконер.

— Откуда мама могла знать? — невинно спросила Анна.

— Она знала, — заверил Фалконер.

— И ученики школы спели невнятную песенку, — продолжала Анна. — Когда я буду выходить замуж, отец, я не хочу, чтобы для меня пели близнецы Томпкина. Это будет крайней неблагодарностью?

— Ты будешь венчаться в соборе Святого Павла в Ричмонде, — заявил ее отец, — а церемонию будет проводить преподобный Питеркин.

— В сентябре, — настаивала Анна. — Я поговорила с мамой, и она согласна. Но только если мы получим твое благословение, папа, конечно же.

— В сентябре? — Вашингтон Фалконер пожал плечами, будто ему не было особого дела до того, когда состоится свадьба. — Почему бы нет?

— Почему в сентябре? — поинтересовался Адам.

— Потому что война к тому времени закончится, — заявила Анна, — а если отложить на более поздний срок, то погода станет неподходящей для плавания через Атлантику, а мама говорит, мы должны быть в Париже самое позднее в октябре. Проведем зиму в Париже, а весной отправимся в Германию на воды. Мама говорит, ты тоже можешь захотеть поехать, Адам?

— Я? — это приглашение, похоже, удивило Адама.

— Чтобы составлять компанию Итану, пока мы с мамой будем на водах. И чтобы сопровождать маму, конечно.

— Можешь поехать в мундире, Адам, — Вашингтон Фалконер явно не возражал против того, что его не пригласили в эту семейную поездку. — Твоей матери это бы понравилось. Полная форма с саблей, кушаком и медалями, а? Показал бы европейцам, как выглядят солдаты-южане?

— Я? — повторил Адам, теперь в сторону отца.

— Да, Адам, ты, — Фалконер бросил свою салфетку на стол. — И если речь зашла о мундире, то ты найдешь его у себя в комнате. Надень его и приходи в кабинет, подберем тебе саблю. Ты тоже, Нат. У каждого офицера должен быть клинок.