Бернард Корнуэлл - Мятежник

Полковник Лассан внезапно нахмурился.

— Это паровозный гудок? — спросил он капитана Старбака.

— Не могу сказать, сэр, — ответил Джеймс.

— Вы не слышали паровозный гудок? — поинтересовался француз у своих спутников, которые покачали головами.

— Это важно, сэр? — спросил Джеймс.

Лассан пожал плечами.

— Силы генерала Джонстона из армии Шенандоа наверняка прибыли бы сюда поездом, разве не так?

Джеймс заверил полковника Лассана, что войска мятежников в долине Шенандоа занимаются отрядом северян и вряд ли могли бы прибыть в Манассас.

— Но предположим, генерал Джонстон ускользнул от ваших сил прикрытия? — полковник Лассан говорил на превосходном английском с британским акцентом, который Джеймс, чье пищеварение за последние часы так и не пришло в норму, находил довольно раздражающим. — Вы действительно поддерживаете связь со своими войсками в долине Шенандоа по телеграфу? — как заноза, продолжил свой допрос полковник Лассан.

— Мы знаем, что наши отряды были плотно заняты генералом Джонстоном два дня назад, — заверил Джеймс полковника.

— Но двух дней более чем достаточно, чтобы обойти войска прикрытия и доехать на поезде до Манассаса, так ведь? — настаивал француз.

— Полагаю, это маловероятно, — Джеймс попытался придать своему тону спокойную небрежность.

— Вспомните, — напирал полковник Лассан, — что причиной нашей великой победы над Францем-Иосифом при Сольферино послужила скорость, с которой наш император перевез армию на поезде.

Джеймс, не знавший, где находится Сольферино и что там произошла за битва, а также никогда не слышавший о достижениях французского императора в деле развития железных дорог, благоразумно кивнул, но потом галантно предположил, что силы мятежной Конфедерации едва ли способны повторить достижения французской армии.

— Лучше всего надеяться, что нет, — мрачно заявил Лассан, направив бинокль на дальний холм, где подавал сигналы телеграфист мятежников. — Вы уверены, капитан, что ваши силы с фланга прибудут вовремя?

— Они появятся с минуту на минуту, сэр, — уверенности Джеймса противоречило отсутствие каких-либо свидетельств тому, что армия зашла в тыл к мятежникам, хотя он утешал себя тем, что расстояние слишком велико, чтобы подобные свидетельства можно было разглядеть.

Эти доказательства должны стать явными, когда защищающие каменный мост силы Конфедерации обратятся в паническое бегство.

— Абсолютно не сомневаюсь, что наш фланг идет в атаку в этот самый момент, сэр, — произнес Джеймс, придав своему тону самую большую уверенность, на какую только был способен, а потом, с гордостью от эффективности янки, не смог сдержаться и добавил: — Как мы и планировали.

— А, планировали! Ясно, ясно, — коротко отозвался полковник Лассан, бросив сочувствующий взгляд на Джеймса. — Мой отец был прекрасным военным, капитан, но всегда любил говорить, что практическая часть войны очень похожа на занятие любовью с женщиной — это полное удовольствия действо, но совершенно непредсказуемое и способное причинить мужчине мучительные раны.

— О, мне это нравится! — нацарапал газетчик из Чикаго в своем блокноте.

Джеймс был так оскорблен безвкусной ремаркой, что просто молча уставился вдаль. Полковник Лассан, не заметив, что нанес обиду, мурлыкал какую-то песенку, а журналисты записывали первые впечатления от войны, которые до сей поры были разочаровывающими.

Война представляла собой лишь шум и дым, хотя в отличие от журналистов застрельщики по обоим берегам Булл-Ран понимали, что означает этот шум и дым. Через реку засвистели пули, когда снайперы мятежников и федералистов начали стрелять из-за деревьев, и края потока покрылись тонким кружевом уносимого ветром порохового дыма после свистящих снарядов, врезающихся в деревья и взрывающихся брызгами черного сернистого дыма и железных осколков.

Снаряд попал в ветку, она треснула и полетела вниз, сломав лошади хребет. Животное издало ужасный вопль, а мальчишка-барабанщик звал мать, предпринимая слабые попытки остановить поток вываливающихся из его разорванного шрапнелью живота внутренностей.

Офицер, не веря своим глазам, уставился на поток крови от попавшей в пах пули, заливающей бедро. Бородатый сержант схватился за обрубок, оставшийся от левой руки, недоумевая, как, во имя Господа, он сможет теперь вспахать прямую борозду.

Капрал блевал кровью, а потом медленно осел на землю. Пороховой дым просачивался сквозь ветви. Теперь пушки стреляли чаще, подняв страшный грохот, заглушающий полковые оркестры, которые по-прежнему играли веселые мелодии за солдатским строем.

А далеко за рядами мятежников, ближе к Манассасу, из трубы паровоза уносился вдаль голубоватый дым. Из долины Шенандоа прибывали первые полки генерала Джозефа Джонстона.

Они сбежали от войск северян, так что теперь еще восемь тысяч мятежников прибыли в качестве подкрепления к тем восемнадцати тысячам, что уже собрались у реки Ран под командованием Борегара. Армии столкнулись, пушки раскалялись, а резня в день отдыха Господня началась.

— Так ты чертов шпион, а? — такими словами поприветствовал полковник Натан Эванс Старбака, по-прежнему восседавшего на Покахонтас, хотя его руки были связаны за спиной, а он находился под охраной двух луизианских кавалеристов, которые, проводя разведку местности у церкви Садли, обнаружили Старбака, погнались за ним, схватили и связали ему руки, а теперь привели к своему командиру, вместе со своим штабом расположившемуся немного позади каменного моста.

— Уведите к черту его лошадь! — рявкнул Эванс.

Кто-то схватил Старбака за правую руку и бесцеремонно стащил его с седла, так что северянин с силой шлепнулся у ног Эванса.

— Я не шпион, — сумел вымолвить он. — Я один из людей Фалконера.

— Фалконера? — Эванс издал короткий неприятный звук, который вполне мог сойти и за смешок, и за рычание. — Ты имеешь в виду того говнюка, который слишком хорош, чтобы сражаться вместе с моей бригадой? У Фалконера не солдаты, парень, это трусливые педики. Тряпки. Слизняки. Черножопые, кастрированные, дерьмовые, малодушные отбросы. И ты один из этих подонков, да?

Старбак в ужасе отшатнулся от этого потока оскорблений, но все же сумел продолжить свое объяснение.

— Я обнаружил войска северян в лесу, рядом с бродом Садли. Их много, и они идут сюда. Я вернулся, чтобы предупредить вас.

— Ублюдок врет самым бессовестным образом, полковник, — вмешался в разговор один из луизианских кавалеристов. Они оба были худыми как щепки всадниками с густыми бородами, потемневшими от загара лицами и дикими устрашающими глазами и напоминали Старбаку сержанта Траслоу.