Георгий Егоров - Солона ты, земля!

— Может, не так надо ставить его, этот вопрос? Может, — не распускать и не облагать страшным налогом этих бедных колхозников? — перебил Данилов. — Может, изучить причины — почему все это происходит. Разобраться досконально. И окажется, что не разгонять надо, а может, помочь этим людям встать твердо на ноги?

— Чем мы поможем? Скотину, которую забрали у кулаков, отдали им. Инвентарь отдали им, дома, забранные у кулаков, отдали тоже им. Что еще им надо? Что мы можем еще дать?

Данилов как-то вдруг загадочно улыбнулся:

— А может, взять, да кого-нибудь из секретарей окружкома, как говорят, «бросить на низовку» — послать к ним председателем, а? Сделать колхоз-гигант во главе с секретарем окружкома.

— А не получится это — из пушек по воробьям?..

— Боюсь, что получится другое: порох-то в этих пушках давным-давно отсырел… Не бабахнет — пшик получится. Это скорее всего. Бумажные мы все. Давно от хозяйства, А некоторые никогда в нем и не были, в хозяйстве-то. До сих пор не знают, с какой стороны лошадь запрягают.

— Сейчас к тракторам надо привыкать, а не к лошади, — заметил вполголоса директор МТС.

— Во-во! — воскликнул Данилов. — Это мы умеем. Полтора трактора получили на район и сразу лошадь побоку, и сразу все — на трактор! Где ж мы все на одном поместимся?..

— Ну, уж так прямо и один — скажете же вы, Аркадий Николаевич.

— Ну два… три — не больше. Я думаю вот что: может, нам таких, как Кульгузкин, как вот Сладких, людей, так сказать, набивших руку на создании колхозов, взять и поставить во главе создаваемых ими колхозов, а? Вот сейчас, после этого бюро, будем посылать Степана Алексеевича Сладких куда-то в район организовывать колхозы? Ведь для этого ты оставил его на второй вопрос? — повернул голову Данилов к ответсекретарю.

— Да, для этого. Думаю, что мы пошлем большую группу партактива.

— Вот взять и сказать товарищу Сладких и еще там остальным, кого наметим, сказать им: выбирайте себе район, село на жительство и организуйте там колхоз и руководите им. — Данилов вопросительно посмотрел на членов бюро. — Вот такое предложение я вношу.

Ответсекретарь согласно закивал.

— А что! В этом есть резон. Как, товарищи вы считаете? Краевой комитет партии нас нацеливает на то, чтобы мы считали, что хлебозаготовки не кончились прошлой осенью. Они продолжались всю зиму. Продолжаются и сейчас. Хлебозаготовки в стране идут круглый год. И мы должны это помнить. Поэтому предложение Аркадия Николаевича, по-моему, очень кстати. Дельное предложение. Сегодня, прямо с этого бюро, мы должны разослать уполномоченных по районам нашего округа с задачей — усилить темпы хлебозаготовок, а там, где еще не завершена полностью коллективизация, завершить ее самым интенсивным образом. Особенно это касается твоего района, Аркадий Николаевич. У тебя очень неблагополучно со стопроцентным охватом коллективизацией. К вам поедет уполномоченным с самыми неограниченными правами товарищ Сладких. У него богатый опыт на этот счет. И вообще у него не дрогнет рука. Возражений нет, надеюсь?

Кто мог знать, что это было последнее партийное поручение Степана Сладких…

Пока вы все и каждый в отдельности не поймете, что без колхозом нам жить нельзя, до тех пор никто из этого помещения никуда не выйдет, — Кульгузкин строго осмотрел зал.

Люди сидели ровными рядами на скамейках и покорно смотрели на президиум. Но покорность эта была только кажущейся. Это было скорее всего окаменелое упрямство. С самого утра сидят люди не евши, не пивши. Поначалу еще кое-как старались мотивировать свое нежелание создавать один колхоз в Петуховке. Говорили:

— Когда мужик сына женит, почему он отделяет его? Отдельный дом ему строит, хозяйство ему заводит, почему? — допытывался всегда смирный, рассудительный Мокрошубов, тезка Кульгузкина, тоже Тихон. — Почему? Да потому, что две бабы в одной избе ни за что не уживутся. Ни в жисть!.. А ты…

— Погоди, погоди, — поднялся из-за стола приезжий уполномоченный со смешной фамилией Сладких, говорят, закадычный друг Кульгузкина. — Погоди. А почему тогда, «ели уж ты привел такой пример почему младшего сына оставляет мужик при себе и все хозяйство на него переписывает?

— Так тут же проще пареной репы: старые становятся. И уже не сноха свекровке, а свекровка снохе подчиняется. Понял? Все равно кто-то должен верховодить между двух баб. Непременно. А ты, друг ситный, хочешь полдеревни под одну крышу загнать, — говорил он приезжему в надежде его вразумить. Кульгузкину он уже ничего не говорил, знал, что бесполезно. А на этого еще надеялся, как-никак издалека приехал, может, что-нибудь поймет в крестьянской душе.

К вечеру поняли, что бесполезно что-либо доказывать, что Кульгузкин, что этот Сладких — одного поля ягодки. И вообще вся ихняя власть — антихристово семя. Надули людей в гражданскую войну — воевали за одну власть, а подсунули опосля совсем другую… Так уныло рассуждали мужики, озираясь на двери, норовя выскользнуть во двор. Но в дверях незыблемо стояли два милиционера.

В пассивности просидели до позднего вечера. Потом начали возмущаться.

— Да что же вы творите? — кричали из зала. — Люди вытерпят. Они за десять лет привыкли ко всему, а скотина? Скотина непоеная и некормленая стоит! Скотина-то не колхозная, а своя.

— Это в колхозе некому бедную ни накормить, ни напоить…

Кульгузкин и уполномоченный окружкома Степан Сладких поочередно выступали перед мужиками, уговаривали.

— Дурьи вы головы, — горячился Степан Сладких, — для вас же стараемся, в новую светлую жизнь вас зовем, а вы, как бараны, уперлись. Хотите, я с вами останусь? Вот клянусь, останусь с вами в колхозе. Изберете председателем — буду председателем. Не изберете — буду рядовым колхозником. Вместе с вами буду работать в поле, со скотиной буду.

Собравшиеся, особенно женщины, подозрительно оглядели его галифе с кожаными леями, хромовые сапоги с утиным носом «Джимми». Единодушно решили: этот на скотный двор, в навозную жижу не пойдет. И вообще, на рядовую, физическую работу его, пожалуй, палкой не загонишь…

— Нет! — решили мужики. — Не будем больше создавать колхоз! Хватит одного колхоза в селе. Он и так-то на ладан дышит. А тут еще хотят…

— Вот, мил-человек, гусь ты наш лапчатый, куды ты нас толкаешь? Ты вот посмотри на тот колхоз, который в заречной части, который за Тунгаем. Его ж, должно, специально, в насмешку назвали «К счастливой жизни». Они же, эти колхозники, скоро ноги протянут. Ты посмотри: скотина, которую они согнали, почти вся подохла. А которая не успела сдохнуть, дорезали, съели. Двор-то скотный пустой у них! А урожай? Урожай у них — себя прокормить не могут. В план ничего нынче, в смысле, в прошлом году не сдали. Ни фунта! А ты сватаешь нас.