Георгий Егоров - Солона ты, земля!

— Здравствуйте, товарищ Новокшонов. Не шевелитесь, Не шевелитесь, — заметив попытку Сергея приподняться, остановил он. — Поздравляю с присвоением вам очередного воинского звания подполковника и награждением вас орденом боевого Красного Знамени. От имени Президиума Верховного Совета вручаю вам высокую боевую награду. — Командующий протянул Сергею сияющий орден, потом крепко пожал руку.

У Сергея запершило в горле, зазвенело в ушах. Он еле выдавил из себя совсем не по уставу:

— Благодарю вас, товарищ генерал-лейтенант…

Сзади кто-то пододвинул стул. Командующий не оглядываясь, сел. Чуть улыбнулся тонкими подвижными губами.

— Как же это так: герой — первым ворвался на мост через Дон, Калач занял, а тут сплоховал, а?

Сергей смущенно пробормотал…

— Виноват, товарищ генерал…

— Врачей надо слушаться, подполковник. Я вот слушаюсь, Идишь какой… полный, — улыбнулся командующий. — Сто лет думаю прожить…

Первую вылазку за «языком» лейтенант Колыгин запомнил до мельчайших подробностей. Это было вскоре после его прихода во взвод разведчиков.

Уходили впятером: комсорг взвода Иван Скрипченко, Георгий Волобуев, голенастый чуваш Фильченков. Возглавлял группу Иван Савин, самый опытный из разведчиков. Лейтенанта собирали все: кто дал свой маскхалат, кто высушенные валенки. Молчаливый, заботливый якут Черданцев подвесил к лейтенантскому ремню два запасных диска в брезентовых чехлах, гранаты — лимонки «Ф-1», черную финку, сунул свой автомат.

— Не подведет, ручаюсь…

Когда собирают все, то после обязательно окажется, что о чем-то забыли. Пока шли до переднего края, все было хорошо. А когда Савин, переговорив с наблюдавшими здесь за немцами в течение дня двумя разведчиками, кивнул лейтенанту и все поползли к немецким окопам, Юрий обнаружил, что он почти слеп. Капюшон маскхалата все время спадал на глаза и кроме валенок впереди ползущего лейтенант ничего не видел. Замирали валенки перед лицом Юрия, замирал и он. Осторожно приподнимал капюшон, осматривался — кругом темень и обычный сонливый покой долговременной стабильной обороны: вяло постреливают с той и с другой стороны, медленно, словно в раздумье, летят с немецкого переднего края трассирующие пули — ничего настораживающего. Валенки спереди начинают двигаться— сначала исчез один, потом второй. Трогается и Юрий. Кажется, ползут бесконечно долго. На душе покойно — даже дремота одолевает… Валенки снова замерли, снова Юрий поддернул кверху капюшон, осмотрелся — по-прежнему ни зги не видно, по-прежнему стрекочут дежурные пулеметы. Валенки, вдруг мелькнув перед глазами, куда-то исчезли. Юрий хотел ползти вперед, но перед ним вместо стоптанных подошв появилось лицо Ивана Савина.

— Вон немец. Видишь? — указал Савин пальцем. Юрий приподнял повыше капюшон, но ничего не увидел. — Вот, рядом. Ходит. Видишь?

И Юрий разглядел совсем рядом мутный силуэт часового. Тот двигался, наверное, по траншее — вырисовывалась только его грудь и голова. Первый раз в жизни лейтенант видел живого немца так близко. Но Иван Савин прижал палец к губам, мгновенно развернулся на животе, и перед Юрием снова оказались его валенки.

Ползли еще медленнее. Теперь Юрий не спускал глаз с немца. Учащенно билось сердце. Вот это — война! А то воевал, ранили, а немцев даже издали не видел. Альке потом и рассказать нечего будет… Теперь внимание его троилось — хотелось лучше рассмотреть немца, закрепить как-нибудь на шапке уже раздражавший его капюшон и нужно было следить за валенками. Больше всего отвлекал капюшон — собиравшие его ребята забыли завязать на затылке тесемки, сам лейтенант понятия не имел об их существовании. Юрий не заметил, куда опять пропали у него из-под носа валенки. Он хватился, когда их уже не было. Что делать? Но понимал — надо ползти вперед и как можно бесшумнее. И с немца глаз спускать нельзя. Немец тоже вдруг куда-то делся — должно, пока Юрий оглядывался, присел в траншею… Справа и слева по-прежнему задумчиво, как шмели, летели трассирующие пули, короткими очередями татакали пулеметы. Вдруг перед лицом Юрия возникла голова Ивана Савина. Рядом — разведчики.

— Пошли обратно, — шепнул Иван. И все тут же растворились. Юрий полз изо всех сил, стараясь не отстать от валенок. Теперь он совсем скинул на спину капюшон. «Почему же не стали брать «языка»? Наверное, что-то помешало…» Валенки снова исчезли. Юрий подполз — траншея» Тоже свалился. Его кто-то поддержал. Следом, чуть не на голову, упал еще разведчик. «Значит, я не последний полз», — с благодарностью подумал Юрий. Молча шли по траншее, петляя по ходам сообщения. Наконец, у блиндажа комбата остановились. Ребята стали закуривать, кто-то (здесь все одинаковы — не отличишь) протянул лейтенанту кисет.

— Закури, лейтенант, после праведных трудов. — По голосу Юрий узнал Ивана Скрипченко.

Когда брал кисет, у того вздрагивали пальцы.

Из блиндажа, нагнувшись, вышел Иван Савин — на секунду его лицо осветила тусклая комбатовская лампадка. Иван заглянул каждому в лицо, словно обнюхивая, узнал Юрия.

— Товарищ лейтенант, зайди в блиндаж, посмотри, какого красавца мы привели — всем языкам язык!

Юрий удивленно раскрыл рот. Чуть не вырвалось: «Когда же успели?» Но сдержался, крякнул и молча шагнул за висевшую на входе плащ-палатку. Действительно — на нарах сидел перепуганный насмерть немец в темно-зеленой шинели и затравленно озирался.

Рыжий, длиннолицый, с благородным подбородком арийца, он никак не походил на гориллу, какими рисуют плакатах фашистских захватчиков.

Комбат, пожилой, небритый капитан в шубной безрукавке, протянул Юрию руку.

— Будем знакомы: капитан Табашников. А вы, значит, новый командир взвода разведки?

— Так точно. Лейтенант Колыгин.

— Значит, осваиваетесь? Везучий вы. С первого захода и — «язык». В разведке нужны только везучие. Не танкист, случаем? Нет? Жаль. А я все танкистов шукаю. Сам-то я из танкистов, а теперь вот попал в пехоту. Тоскую.

Лейтенант уже слышал много лестных отзывов от разведчиков об этом комбате. Рассказывали, что он якобы понижен в звании за какой-то ухарский танковый налет и переведен в стрелковую часть. А так, говорят, душа-человек! Разведчиков любит, помогает. «Надо будет поближе познакомиться с ним», — думал Юрий, шагая по дну балки к штабу полка.

Иван Савин догнал лейтенанта, взял под руку, заговорил немного растроганно:

— Ты у нас приживешься, лейтенант, это я тебе твердо говорю. Не трусливый ты и ребятам понравился. — Потом весело покосился на лейтенанта. — Хоть что-нибудь понял из того, как «языка» то взяли?

Юрий засмеялся.

— Откровенно сказать, нич-чего не понял.