Георгий Егоров - Солона ты, земля!

— Так… — выдохнул он. — Это тоже от плохой жизни? А ну, пойдем!

Он за рукав стянул его с тропинки и тут же, не снимая автомата, неожиданно для Юрия выпустил в грудь парню короткую очередь. Тот рухнул тяжело, как подпиленная коряжистая сырая осина. Иван повернулся ко второму пленному. Тот смотрел на него обреченными глазами.

— А ты, батя, топай дальше, — сказал он хрипло. — Вон видишь, цепочка показалась из балки? Это наш полк. Там тебя примут. Давай жми.

Пленный пошел, поминутно оглядываясь. Вдруг Иван окликнул его.

— Погоди, — засунул руку в карман, долго там шарил, глухо позвякивая патронами, вынул банку консервов. — На, лови! Подкрепишься. А то и до своих не дотянешь…

Тронулись дальше.

— Зря ты, Иван, застрелил парня, — глухо сказал лейтенант. — Особисты разобрались бы что к чему, законно бы сделали все это.

Иван как ошпаренный обернулся — словно он ждал этих слов. Таким Юрий его не видел никогда.

— Законно?! Здесь законы устанавливаю я! — он сердито потыкал пальцем вниз, себе под ноги. — Эта земля пока ничейная. Войска — вон где пока идут, — кивнул он назад. — А здесь я хозяин. И закон здесь — это моя совесть! Понял?.. — И чуть тише, но так же настойчиво продолжал — Ванька Скрипченко что, жить не хотел? А Гошка Волобуев? А все остальные?.. А этот ряшку наедал и думал не о победе, а как бы венерическую болезнь не схватить!..

И уже много спустя, охолонув, неожиданно заговорил:

— Осенью под Котлубанью у нас один разведчик уполз к немцам. Десять дней не могли мы «языка» взять. В стельку все вымотались. Он не выдержал, сдался в плен. На следующий же день немцы все наши батареи побили и штаб полка разбили — выдал, гад… Я все эти дни о нем только и думаю. Если бы сейчас он мне попался! Он бы мне душу облегчил, камень бы снял с нее тяжелый. Я бы не стал его убивать, не-ет! Я бы ножом резал, лоскуты бы сдирал с него с живого! — И еще позже, словно заканчивая разговор, спокойно сказал — А этот из той компании. Зря ты, лейтенант, жалеешь его. А особистам и без него делов хватит…

На рубеже Большой и Малой Россошек отступавший немец задержался не надолго. Выбили его оттуда почти с ходу. И он покатился дальше по фронту на Кузьмичи — разъезд Конный — Гумрак, намереваясь зацепиться, видимо, за вал Анны Ивановны — земляное сооружение, возведенное две сотни лет назад и предназначавшееся для защиты южных границ Российского государства. Но и пятиметровой высоты вал не помог. И только у завода «Баррикады» отступление кончилось — дальше бежать было некуда.

31 января южная группировка немецких войск, расположенная в центре города, сложила оружие и сдалась в плен вместе с командующим Шестой армией Паулюсом, которому накануне высочайше пожаловано было от фюрера звание генерал-фельдмаршала. Северная группировка, занимавшая промышленную зону Сталинграда, еще сопротивлялась.

Лагерь жил привычной жизнью, деловито, бурно и… весело. Каждый день уходили отсюда в разных направлениях группы людей, нагруженных взрывчаткой, вооруженных автоматами, прибывали сюда лыжники, верховые на взмыленных лошадях, груженые санные обозы. Чуть ли не каждую ночь прилетали самолеты с Большой земли.

Немецкое окружение почти не чувствовалось. Бригада крепко пустила корни на земле, которую немцы считали уже своей. Вот что доносила служба безопасности (СД) в феврале 1943 года в Берлин: «Движение по дорогам из прифронтовой зоны в зону гражданской администрации вследствие перекрытия шоссе между Идрицей и Себежем, а также Полоцком и Дриссой фактически прекращено. В ходе действий партизанам удалось настолько овладеть районом, что они превратили его в неприступную оперативную базу, служащую для подготовки дальнейших действий…».

К февралю 1943 года на оккупированной части Калининской области действовало уже двенадцать партизанских бригад. Партизанский край расширился на сотни километров. В него входили часть Невельского, Пустошкинского, Идрицкого, Себежского и Опочецкого районов. Край протянулся с севера на юг от Новоржева до Полоцка, а с запада на восток — от границы с Латвийской республикой до рубежа Локня — Новосокольники — Невель. До сотни сел жили здесь по законам советской власти — работали двенадцать райкомов, подпольный обком партии, райисполкомы, издаваясь свои, большевистские газеты, транслировались радиопередачи из Москвы.

Немецкое командование мириться с этим, конечно, не могло. В январе сорок третьего года на ликвидацию этого партизанского края были брошены специальные карательные части — двенадцать тысяч человек. Но попытка оказалась тщетной — партизаны выстояли, не уступив ни одного метра своей территории.

В феврале оперативное управление генерального штаба сухопутных войск вермахта стало готовить новую, еще бoлее оснащенную и усиленную экспедицию против калининских партизан. Центральный штаб партизанского движения в свою очередь принял меры. Был создан объединенный штаб белорусских, латышских и калининских партизан. Началась подготовка долговременных огневых позиций, запасных баз, аэродромов.

Бои предстояли длительные, кровопролитные.

Аркадий Николаевич считал своим первейшим долгом обстоятельно побеседовать с каждым прибывшим в бригаду. Даже в эти напряженные февральские дни он находил время объезжать форпосты, на которых до времени оседали новички и подвергались проверке. А проверять приходилось обстоятельно — народ шел разношерстный. С кем только ни приходилось иметь дела комиссару.

Как-то на васильковском форпосту Аркадий Николаевич встретил деда с веселыми по-младенчески голубыми глазами.

— Я, товарищ комиссар, тутошный и житель, и рожак, — Заявил он. — Всю жизнь провел в лесах. Так что не принять меня никак нельзя. Без меня вы, как без рук. А правильней сказать — все одно, что слепые без поводыря. Каждый кустик, каждую сосну я тут знаю поименно ажник от Пскова до Полоцка. Самого Владимира Ильича Ленина на охоту водил тут.

— Как Ленина водил? — не понял Аркадий Николаевич.

— Приезжал он в двадцатом году летом охотиться в наши места на реку Обшу.

— Да? — удивился Данилов.

— Это уж верь моему слову, комиссар, досконально говорю тебе. Своими глазами видел Ильича, водил его по нашенским местам. Только жил я тогда не тут, а в Антипино за Западной Двиной — есть такая там деревня. Есть Антипово и есть Антипино. Так вот я из Антипино. А Ленин приезжал — это точно. У нас ведь охота тут знаменитая. И лось водится, и косуля, и кабан. Медведь есть, волк и даже рысь попадает. А Ильич-то на боровую дичь приезжал охотиться, на рябчиков в основном. Ружьецо у него знатное, как сейчас помню, тульских мастеров. И охотник он отменный — это я тебе досконально говорю, азартный охотник.