Георгий Егоров - Солона ты, земля!

— Постой, — сказал Сергей. Спрыгнул с двуколки и зашагал по степи, распахнув китель. Головки молочая бились о его сапоги, ветер, теплый, напитанный запахом трав, ласково обдувал лицо, грудь. А он шагал и шагал по твердой заклеклой под суховеями земле. Сиротливой, заброшенной всеми, пустынной и далекой казалась Сергею степь. К горлу подкатил комок — земля-то родная лежала у его ног, вспоившая и вскормившая его. Лежала, забытая людьми, как умирающая мать, брошенная неблагодарными детьми. Дух захватило у Сергея. И такой кощунственной, преступной показалась ему недавняя мысль об академии, о генеральских погонах.

«Нет, — решил он, — сын земли в трудную минуту должен быть со своей землей!..»

В село возвращались поздним вечером. Сергей, подобранный, сосредоточенный, как перед боем, молчал. Теперь им овладело старое армейское чувство: нет ничего пагубнее, чем поиски лучших решений. Он больше уже не колебался — решение принято окончательно и бесповоротно.

Из Барнаула Сергей вернулся не один, с ним приехал представитель крайкома. Был созван внеочередной пленум районного комитета партии.

Когда собравшиеся увидели в президиуме рядом с работником крайкома своего земляка Серегея Григорьевича Новокшонова, сразу поняли: бесконтрольная, самоуправная власть Шатрова кончилась. Выступали без оглядки, не таясь. Припомнили Шатрову все: телефонное, кабинетное руководство, и всеобщий подхалимаж, и обирание колхозных кладовых — припомнили каждого поросенка, каждого барана, доставленного ему на квартиру. Шатров даже не оправдывался, знал что не поможет — в крайкоме все предрешено и что пора переезжать в другой район. А в том, что крайком даст другой район, он не сомневался, опытных работников не хватает, а как-никак десяток лет в номенклатуре крайкома…

Сергей Григорьевич искоса посматривал на своего бывшего шефа и все больше и больше злился, видя его самоуверенность. Тот сидел, как ни в чем не бывало, будто это не он обирал колхозы, не он превратил их в свою вотчину, будто не он без зазрения совести калечил души колхозников своими поборами, не он под самый корень подрубал колхозные устои. «Будь это на фронте, — думал Сергей, — не миновать такому прохвосту военного трибунала и штрафной роты. Это самое малое. А то и к стенке бы поставили…»

Шатрова сняли с работы единогласно. С облегчением подняли члены райкома руки. И когда представитель крайкома, рекомендуя на пост первого секретаря Новокшонова, начал было перечислять его деловые качества и заслуги, зал закричал:

— Знаем!

— Нашенский он, чего там еще разговаривать.

— Давай, голосуй!..

Но прежде, чем начинать голосование, Сергей Григорьевич взял слово. Зал притих.

— Погодите избирать, — заговорил он с хрипотцой. — Давайте сначала договоримся на этом берегу, чтобы потом некоторые в кусты не побежали, — недобро сверкнул он своими карими, чуть навыкате, широко расставленными глазами. — Прежде всего кое-кому придется рассчитаться за прошлое. Может, некоторые думают: все, что они творили, война спишет? Нет, товарищи, мы ничего не спишем! За все придется отвечать. Это, во-первых. Во-вторых, хотя война и кончилась, но работать придется по-военному. Клянусь вам: себя жалеть не буду, но и вам покоя не дам. Четыре года разваливали район… тут некоторые, за год — за два мы должны поднять его.

Зал смотрел и не узнавал прежнего Новокшонова. Это был уже не тот горячий и вспыльчивый юнец, каким знали его до войны, а волевой, уверенный в себе мужчина с тяжелым, давящим взглядом, это был полковник в полном смысле, решительный, несгибаемый, властный.

— Предупреждаю, — продолжал он по-прежнему спокойно, хрипловато, — заигрывать не буду, кое-кому в тюрьму придется отправиться, но район подниму. Это я вам твердо обещаю. Так что пока еще не поздно, подумайте. — И неторопливо сошел с трибуны.

Задумался партийный актив — с самого основания района ни один руководитель не ставил таких условий. Но ведь, признаться, никогда еще район не был доведен до такого состояния, как за четыре военных года. И, конечно, уговорами да лаской не каждого проймешь. А он не откуда-нибудь присланный неведомо какой человек, а свой, здешний, доморощенный — подвести не должен бы, потому как условия такие ставит. И мужики решили:

— Давай, Сергей Григорьевич, принимай район!..

— Мы согласны. Надоело уж этак-то жить — и честный, и нечестный, все одно трясись.

— А ты что, Сергей Григорьевич, — вырвался чей-то веселый голос, — и передыхнуть не дашь после войны-то, а?

Новокшонов чуть улыбнулся:

— Не дам.

— О-о!..

— Видать, душой изболелся по району-то раз уж так невтерпеж стало…

— Голосуй!..

Немного времени отняла передача дел — принял новый секретарь печать, несколько комплектов незаполненных партдокументов, ключи от сейфа — вот и вся передача. Шатров заглянул в ящики стола — не оставил ли чего — равнодушным, спокойным взглядом окинул последний раз кабинет, вяло вздохнул:

— Признаться, надоел мне этот район. Рад, что уезжаю. Ну, счастливо тебе поработать. — Он улыбнулся с еле скрываемой иронией. И уже в дверях добавил — Квартиру постараюсь долго не задерживать.

Обидно за земляков — как могло случиться, что этот холодный, равнодушный человек целых шесть лет руководил районом!.. Сергей Григорьевич прошелся по кабинету — противно было даже садиться за стол после Шатрова. Настежь распахнул все окна — пусть ветерок разгонит кабинетную затхлость. Потом вызвал помощника, приказал собрать аппарат райкома и принести ему список сотрудников.

Сошлись все, оглядел — кроме завпартучетом, никого из старых работников не осталось, все новенькие. Каждому посмотрел в глаза.

— Ну что ж, товарищи! — начал он. — Нам с вами работать — давайте знакомиться, давайте сообща думать, как район поднимать. Прошу высказывать свои мнения.

Никто не шевельнулся.

— Ну, смелее…

Наконец, скрипнув протезом, поднялся мужчина, одних примерно лет с Сергеем, аккуратно причесанный на пробор.

— Фамилия моя Комов, — представился он, глядя прямо в глаза новому секретарю. — Работаю я заведующим сельхозотделом. В райкоме работаю недавно, году еще нет, но мне кажется, что коллектив у нас здоровый, работать может. И если бы прежнее руководство держало бы правильное направление, то мы бы не имели таких печальных результатов на сегодняшний день.

— Вы в армии где служили? — перебил его Новокшонов.

— Я? На Волховском фронте был, под Ленинградом воевал.

— В каких родах войск?

— В каких? В этих… в общевойсковых.

— Кем?

— Интендантом полка был.

— А до войны?

— До войны? До войны я был заведующим торговым отделом райпотребсоюза в Новосибирской области. А сюда приехал с женой — она у меня здешняя.