Георгий Егоров - Солона ты, земля!

— При чем тут охота?

— Со мной проделывали эксперимент — я был подсадной уткой к арестантам.

— Ну и что? Они вас так избили?

Милославский любил удивлять людей. Ему нравилось недоумение Большакова.

Но Василий Андреевич начинал уже злиться, и штабс-капитан рассказал все.

— Я поступаю в ваше подчинение, капитан. Пока от вас скрывали это — не знали, удастся ли моя подсадка. Теперь все выяснилось. Я сейчас не штабс-капитан милиции, а рабочий из Сузуна, арестованный за участие в подпольной организации (мы на днях разгромили там всю их банду). Меня как подпольщика избили и бросили в камеру, где сидели подследственные большевики. Мне надо было сойтись поближе с одним типом. Он арестован месяц назад по подозрению в связи с подпольной большевистской организацией. На всех допросах он отрицал и отрицает всякую такую связь. Но мы располагаем данными, что такая организация существует.

— Да-а… — протянул Василий Андреевич. — Вы молодец, Михаил. Завидую. Но я бы не мог жить в их логове, не сумел бы.

— Я с удовольствием поиграю в подпольщика. Вы знаете, в детстве родители отмечали у меня незаурядные артистические способности и прочили мне будущее большого актера, но, как видите, из меня вышел… жандарм…

Неожиданно в конце июля в Усть-Мосиху вернулся Андрей Борков. Его отпустили из тюрьмы как безнадежно больного, отпустили только затем, чтобы умер дома…

…В глубоком бездонном небе катилось раскаленное, пышущее солнце. Воздух был сух, ароматен. Андрей лежал на душистом сене и часто, неглубоко дышал. Он глядел кругом и не мог наглядеться. Неужели он скоро будет дома? Верил и не верил этому. Думал о друзьях. Как они обрадуются его возвращению!

И он не ошибся. Друзья обрадовались. На вторую же ночь проведать его пришел старый друг Аким Волчков, потом — Матвей Субачев. Они долго говорили. Андрей рассказывал им о допросах в тюрьме, о побоях.

И вот несколько дней спустя, в одно из посещений, Матвей Субачев увидел в доме Боркова незнакомого парня с кровоподтеками на лице. Вопросительно глянул на Андрея, лежавшего на постели. Тот слабо улыбнулся и тихим, глухим голосом ответил:

— Помнишь, Матвей, я рассказывал тебе о парне из Сузуна, который поддержал меня в трудную минуту. Вот это он самый. Сбежал-таки. Податься некуда, пришел ко мне.

Матвей протянул новичку руку.

— Субачев Матвей.

— Милославский, — ответил тот мягким баритоном.

Матвей оглядел его пристально. Это был тщедушный парень лет двадцати пяти — двадцати семи с тонким с горбинкой носом и белесыми навыкат глазами, темные прямые волосы жидкими косичками прилипали ко лбу и вискам. Милославский довольно охотно рассказывал о себе.

Через два дня к Милославскому пришел Иван Тищенко. С присущей ему крестьянской неторопливостью он подробно расспросил Милославского буквально обо всем. Ничему не удивлялся, ни о чем не рассказывал ему сам. Проводив Тищенко, Милославский задумался: «Ну вот и познакомился кое с кем. Это наверняка друзья Данилова. Ничего, заслуживают того, чтобы с ними бороться в полную силу. Тот, первый, решительный и ловкий, но необузданный. Этот осторожный, берет исподтишка, но цепко. Каков же сам Данилов? Не дай Бог, если он сочетает в себе все эти качества! Тогда я тебе не завидую, штабс-капитан Милославский… Но ничего, чем умнее противник, тем острее игра. Правда, Зырянов уже сломал зубы на этом орешке. Но мы попробуем этот орешек прогрызть изнутри…»

После Ивана Тищенко к Милославскому долго никто не наведывался. У него даже закралось опасение: не заподозрили ли они что!

Но однажды ночью неожиданно за ним зашел Субачев и пригласил на собрание подпольной организации. Подпольщики собрались на краю села в заброшенном овине. К удивлению Милославского, их было много. Он насчитал около двадцати человек. «Вот уж этого бы я не сделал, — подумал Милославский не без удовольствия. — Нового, непроверенного человека не пригласил бы на собрание, где будут все члены организации. А где же сам Данилов? Должны же меня с ним познакомить…»

Данилов вошел с Иваном Ильиным после всех. Поздоровался. Окинул собравшихся взглядом. Глаза у него были карие, с задоринкой, подвижные и в то же время внимательные, цепкие. На мягком недеревенском лице особенно выделялись глаза, широкие черные брови и выпуклый квадратный лоб. «У-у, да он совсем юноша!» — удивился Милославский. Поэтому, когда Данилов подошел к нему и протянул руку, не вытерпел, улыбнулся:

— Товарищ Данилов, извините за не совсем деловой вопрос, сколько вам лет?

Данилов по-ребячьи подмигнул товарищам, ответил:

— Двадцать один год. — Улыбнулся — Давно уже из отцовских штанов вырос… А что?

— Не таким я вас раньше представлял. Вы мне казались человеком пожившим, умудренным.

Данилов быстро спросил:

— А вы откуда обо мне раньше слышали?

«Так, — крякнул про себя Милославский, — чуть не влопался». Но ответил подчеркнуто спокойно:

— Да здесь в селе слышал разговоры.

— Вы, видать, уже ознакомились у нас?

— Да, в основном. Я очень общителен.

— Это хорошо.

В ходе собрания Милославскому дали слово первому.

Он закатил большую речь. Рассказал о работе подпольной организации Сузун-завода, об аресте подпольщиков, о пытках в тюрьмах. Задрал рубаху, показал все еще не подсохшие раны на теле. Говорил он горячо. Не раз у него на глазах навертывались слезы, дрожал голос. Слушали его очень внимательно, почти с восхищением.

На собрании обсуждался вопрос об оружии — самый коренной вопрос сегодняшнего дня в организации, как сказал Данилов. «Значит, готовятся к восстанию, — сделал вывод Милославский. — Неужели поздновато я приехал, не успею?»

Милославский был очень собран, ловил каждое слово. К концу собрания понял, что только двенадцать человек жили с Даниловым, а остальные находились дома, в селе, свободно разгуливали по улицам.

Узнал Милославский, что, кроме членов организации, подпольщики имели немало сочувствующих, которые в любую минуту могли им помочь.

В ту же ночь Милославский имел длинный и обстоятельный разговор с Ширпаком. Было решено: аресты начинать только с самого Данилова, остальных пока не трогать.

А в «коммуне» — как называли подпольщики свою группу — на добытой через Ивана Коржаева пишущей машинке целыми днями выстукивали листовки, сообщения с фронтов. Отсюда они шли не только в Усть-Мосиху, но и соседние села Макарово, Куликово, Боровлянку, Куличиху, в Ярки. Связь устьмосихинцев доходила даже до Павловска.

В Павловске была тоже подпольная организация. Она в свою очередь держала связь с Вострово, с отрядом Мамонтова, с Барнаульским подпольным комитетом и с зиминскими большевиками Чистюньской волости. Сеть была разветвленной, захватывала Каменский, Барнаульский и часть Славгородского уезда.