Каманин Георгиевич - Золотой рубин

«Гурку-вар, вар, вар, вар! Гурку-вар, вар, вар, вар!»

Как же у них хорошо получается это гуркование!

Сенька стоит как зачарованный, глаз не сводит с голубей и слушает, слушает.

И туг он увидел, как из-за конька крыши показались сначала уши Генерала, потом вся голова. Генерал тоже глаз не сводил с голубей. Только у него была другая цель, чем у Сеньки: он пришел не слушать, а кушать. Глаза у Генерала горели, он смотрел на голубей и соображал, как бы это так сделать, чтобы подкрасться к ним незаметно? И ведь сообразил! Втянул голову свою обратно за конек крыши и исчез.

«А, разбойная твоя морда! Не удалось тебе полакомиться голубочком, сорвалось у тебя? Так тебе и надо!» — думает Сенька радостно.

Но радоваться Сеньке было рановато. Генерал не совсем исчез. Он вновь показался на крыше, только теперь там, где Сенька его и не ожидал: кот полз возле водосточного желоба, да так ловко прятался за ним, что Сенька не сразу его и Углядел, Генерал прямо сливался с желобом. И до голубей ему оставалось доползти совсем немного, каких-нибудь аршин пять.

— Да гад же ты этакий! Да я ж тебя сейчас так угощу, ты и жисти своей не рад станешь! — выругался Сенька и стал высматривать подходящую кирпичину, которой удобно было бы метнуть в разбойника.

И на его счастье такая кирпичинка ему тут же подвернулась под руку. Сенька и метнул ею в Генерала. В кота он, конечно, не попал: кирпичинка ударилась о крышу возле него, но напугал он его и голубей ужасно. Г олуби тут же снялись и перелетели на другую крышу, а Г енерал задрал хвост трубой и, метнувшись к слуховом} окну, исчез на чердаке.

А Сенька хохочет, так хохочет, как давно уже не хохотал: уж очень смешным ему показалось, как Генерал прыснул в слуховое окно.

И вдруг Сеньку осенило, он сразу умолк.

«Постой, постой, — говорит он сам себе. — А ведь это же крыша составного цеха. И слуховое окно почти над самой лабораторией Шульца. Да кто ж мне мешает самому-то забраться туда, залезть на потолок да просверлить дырочку, прямо над столом немца, и глядеть, как он сыплет в посудину золото или монеты кладет? Ведь он же нипочем не догадается, что я за ним подсматриваю, что у него кто-то над головою сидит! Эх, дурень я, дурень! Рукавицы у меня за поясом, а я их шукаю. Вот же у нас с тятькою выход, да еще выход-то какой! Надо только так мне туда прошмыгнуть, чтоб никто и не заметил».

Сенька стремглав побежал обратно в гуту, к своей Горшковой печи, к тятьке своему. Конечно, тятьке пока не нужно всего говорить, а то он еще отговаривать его начнет, скажет, что из этого опять ничего путного не получится. А вот лобзик и буравчик он у него попросит. Ну и отпросится у него завтра на часок-другой, как раз на то время, когда они Шульцу помогают шихту с раствором смешивать. У тятьки есть разный инструмент. Данила Петрович, как и многие другие мастера, любит в свободную минутку иногда дома смастерить что-нибудь: рамку для картинки какой, табуретку или еще что. И у него этих стамесок, рубанков, буравчиков, коловоротов, долоточек, пилочек и лобзиков и не перечтешь! Правда, он Сеньке не очень-то дает ими пользоваться — боится, как бы он их не изуродовал, но Сенька все же иной раз украдкой, а берет их и тоже кое-что мастерит.

— Тять, можешь ты уважить просьбу мою одну, а? — говорит Сенька, подойдя к отцу.

— Какую еще такую просьбу твою? — насторожился Данила Петрович.

— Мне нужен лобзик и буравчик. И еще чтоб ты завтра отпустил меня часика на два, когда Шульц будет смесь свою составлять. А ты ему один будешь помогать в это время.

— Да ты что это задумал? — еще более насторожился Данила Петрович.

— Сейчас я тебе ничего не скажу, но если ты разрешишь мне все это, то считай, что секрет золотого рубина у нас в кармане, — говорит Сенька отцу.

— В каком кармане? В дырявом? — горько усмехается Данила Петрович.

— Нет, не в дырявом, а в самом крепком будет. Разреши, тять, после не пожалеешь, спасибо мне скажешь. Я, кажется, нашел выход, подобрал верные ключи к Жульцу.

— Ох, парень, выйдут тебе боком эти ключи. Такой выход даст тебе немец, что ты волком взвоешь. Тебе, видно, мало того, что шишку он тебе подсадил да уши надрал, ты еще хочешь получить взбучку от него?

— Не получу, будь спокоен, тять. Я все продумал. Только уважь ты эту просьбу мою в последний раз, — просит Сенька отца.

— Ладно, я уважу твою просьбу. Но только и ты должен мне сказать, что надумал, иначе ты от меня ничего не получишь, — говорит ему на это Данила Петрович.

Сеньке и не хотелось говорить отцу о плане своем, а делать нечего, пришлось рассказать, иначе тятька ничего не Даст ему.

— Да чудак же ты этакий, — говорит ему Данила Петрович, — как же ты все это проделаешь? Во- первых, как ты заберешься на крышу, да еще так, чтоб тебя и не заметил никто?

— А по пожарной лестнице, вот как! И я уж подберу такой момент, когда во дворе не будет ни души, — говорит Сенька.

— Ну хорошо, предположим, ты залез на крышу так, что тебя не видел никто. А дальше что? Тебе же надо сверлить и пилить? Над столом чтоб Шульца это пришлось?

— Ну конечно же!

— А стружка-то и опилки посыплются на стол? Шульц же заметит их?

— Не заметит! Я их буду сдувать. И я еще не знаю, чем я буду дырку делать, лобзиком или буравчиком, там на деле видно будет. Я у тебя прошу и то и другое так, на всякий пожарный случай, может быть, я обойдусь чем-нибудь одним.

— И все же не дело ты задумал, ничего из этой твоей затеи не выйдет, Сень, — вздыхает Данила Петрович.

— Да ведь выхода у нас с тобою другого нет, тять! А пасха-то, считай, на носу! И генерал опять нас с тобою на конюшню спровадит…

Да, выхода у них другого не было.

— Ну, смотри, Сень, ежели влопаешься, пеняй, брат, на себя, я тебя предупреждал, — вздохнул Данила Петрович.

— Да не беспокойся ты, тять, и не волнуйся. Все будет в порядке.

«Ох и отчаянный он парень у меня! — думает Данила Петрович, глядя на сынишку. — И в кого он только уродился такой? Я в его годы трусишка был. Нет, ежели бы не порка, которой грозится генерал, ни за что бы я не дал сейчас ему согласия на это!»

А Сенька чуть приплясывать не начал. Ему уже казалось, что все сделано. И он ждал только завтрашнего дня, чтоб приступить к выполнению плана.

«Пришла беда — открывай ворота, за ней следом другая валит», — говорит русская пословица. Ее вспоминают тогда, когда человека преследуют всякие напасти, когда они сыплются на него как горох. Но у народа есть и иные пословицы, на другие случаи жизни, например вот эта: «Оно уж как повезет, так повезет, подставляй только шапку!» Так говорят тогда, когда у человека в делах лад и удача.

Вот и у Сеньки сегодня все пошло по этой поговорке.