Тимур Литовченко - Орли, сын Орлика

– А как же Батурин?!

– То есть?

– Зачем вам, отче, сидеть здесь, в этом убогом селении, отправлять службы в крохотной церковке? Зачем все это?! На что в таком случае надеетесь вы?!

– Уж никак не на казацкое восстание, – пожал плечами батюшка.

– На что же тогда?

– Надежда умирает последней, сынок. Тем более – надежда на чудо Божье. Поскольку все находится в руках Его. Вот приехал же ты ко мне в гости, потешил старого перед смертью…

– Вы хотите сказать, что призрак на миг воплотился в телесную оболочку раба Божьего Петра-Григория Орлика?

Священник безрадостно улыбнулся и едва заметно кивнул. От этого на душе у Григория стало настолько уныло, что любое желание продолжать беседу исчезло. Посидели еще немного, гетманыч допил кружку сливянки, на этом и отправились спать.

Проснулись на рассвете от неистового стука в ставни и двери. Григорий сразу понял, что это означает… но вчерашняя застольная беседа настолько удручила его, что принимать любые меры для спасения собственной жизни уже не хотелось.

В самом деле, зачем спасаться, если он – всего лишь воплощенный на единственный миг призрак?! Пусть бы все кончилось, и офицер по особым поручениям при тайном кабинете «Секрет короля» Григор Орли в самом деле превратился бы в красивую легенду… с довольно бесславным финалом, правда! Но это уже безразлично: пусть будет, как будет. На все воля Божья – таки прав отец Гаврило.

Поэтому Григорий начал не спеша обуваться, между тем в дом вихрем ворвалось шестеро воинов-московитов. Пренебрежительно оттолкнув напуганного батюшку, старший бросил резко:

– Ну-ка ставни откройте – не видать же ни зги!

Двое солдат кинулись на улицу, и через некоторое время дом наполнился тусклым утренним светом.

– Так-то лучше, – старшина крякнул, потом достал из-за обшлага рукава сложенную в несколько раз бумагу, развернул, посмотрел сначала на бумагу, потом на гетманыча, удовлетворенно хмыкнул и приказал, коротко кивнув:

– Взять его!

– Москалики, людоньки, что ж это вы делаете?! Это ж просто богомолец! – в отчаянии воскликнул отец Гаврило, но Григорий возразил:

– Оставьте, отче! Вы ничего обо мне не знаете, считаете меня обычным путешественником, а они пусть делают то, что делают.

Батюшка на миг смутился, но все же этой паузы хватило, чтобы понять: гетманыч старается выгородить его. Григорий не дал священнику опомниться и сказал:

– Что ж, пошли! Я готов.

Пленнику надежно связали руки, потом все вышли во двор, где их ожидала крытая повозка, запряженная парой коней. На ходу гетманыч успел отметить, что старший московит держал в руке довольно точную копию одного из эскизов к парадному портрету месье Григора Орли, сделанных лично Жаном Оноре Фрагонаром. Лишь одну-единственную деталь кто-то прибавил к рисунку: на левой части лица были дорисованы жиденькая бороденка и усик – совсем как у наглого татарина Ахмедки, который решил этим летом поторговать изюмом…

«А научились-таки работать москали, чтоб их!» – подумал Григорий, садясь в повозку. Старшина примостился впереди рядом с извозчиком, еще один солдат – позади, другие пошли за тележкой пешком.

Ехали целый день. Под вечер расположились лагерем около дороги прямо посреди степи, зажгли костер, сварили кандер, поели, выставили часового, приготовились к ночевке.

Накормили и пленника. Хотя есть связанными руками было довольно неудобно, Григорий кое-как управился. Ему все было безразлично. Абсолютно все – вплоть до его нынешнего положения.

Разумеется, вот так бестолково, по-глупому попасться в ловушку!.. В которую сам же и бросился: надо же было ехать за этой проклятой церковной выпиской! Разве не прожил бы он без французского дворянства? Обходился же без него прежде! Теперь вот попал в переплет…

Но даже не это было хуже всего. Слова отца Гаврила о том, что и он сам, и его благородный отец, гетман в изгнании Пилип Орлик, и все казаки-изгнанники воспринимаются соотечественниками как живая (пока что живая!) легенда, все более приобретающая призрачные очертания, тогда как оккупанты-московиты становятся все более реальными, а значит, и более родными (так! именно так!) – это чувство и лишало Григория желания сопротивляться.

К тому же, в памяти всплыли прошлогодние переговоры в Стамбуле. «Едва ли под ваши знамена соберется хотя бы сотня сабель на всем пространстве от Стокгольма до Парижа», – насмехался тогда Ваган-паша. И кажется, он таки прав, хоть бы как Григорий не пытался игнорировать очевидное.

А если даже сами эмигранты не верят в скорую свою победу… Если все так и есть – какой смысл в дальнейшей борьбе? Призрак никогда не победит реального врага. Лучше уже дергаться на колу или крюке, заведенном под ребро, или сгнить живьем в сырых петербургских казематах, или замерзнуть насмерть в сибирских снегах…

Да – пусть легенда умрет…

А каким образом это произойдет – да какая, в конце концов, разница?!

Смерть отвратительна в любом случае, а вот победа!..

Да, победа казаков, триумф его отца – именно это и есть призрачная химера. Пусть же солнце, восходящее высоко над Московщиной, окончательно высушит ее!

Очевидно, так тому и судилось быть…

На том Григорий и задремал.

– Э-э-эй!..

Гетманыч проснулся от того, что кто-то тормошил его за плечо.

– Эй, проснитесь!

Григорий дернулся, но к его губам сразу прижалась ладонь, и неизвестный выдохнул над самым ухом:

– Тш-ш-ш! Тихо!

В следующий миг скрипнуло железо, разрезающее веревку, и Григорий с облегчением почувствовал, что его руки свободны от пут.

– Бегите.

Дерюга полога была сдвинута немного в сторону, и в мерцающем сиянии почти угасшего костра гетманыч увидел, что над ним склонился… молоденький извозчик!

– Бегите скорее! – прошептал он, увидев, что освобожденный пленник, кажется, вовсе не спешит.

Григорий выглянул из-под полога, оценил ситуацию. Конвоиры со старшиной включительно растянулись вокруг костра и спали. Сидя храпел и часовой. Не спали лишь они вдвоем – гетманыч и извозчик. Кажется, все сложилось в его пользу: бескрайние просторы ночной степи к его услугам…

И все же Григорий не привык действовать вслепую, не прояснив досконально ситуацию. Да, вдруг это – очередная ловушка…

Он жестами приказал извозчику закрыть вход под полог, пододвинуться как можно ближе и прошептал:

– Зачем тебе неприятности, парень?

– Я ведь хочу освободить вас, неужели непонятно?!

Да уж, глупый вопрос – и ответ слишком очевиден. Надо избавиться от навязчивых мыслей…

Гетманыч изо всех сил потер виски и спросил:

– За то, что ты освободил меня, москалики с тебя шкуру спустят, понимаешь?

– Понимаю, ну так и что?