Гор Видал - Вице-президент Бэрр

Единственная попытка Леггета повернуть разговор на тему западной авантюры полковника почти не удалась:

— Бедняга Джейми Уилкинсон кончил свои дни очень печально. Я только что узнал, что он умер в Мексике, пристрастившись к опиуму. Последние годы — как и подобает — он распространял Библию от имени Американской библейской ассоциации.

Вошел слуга: пора уходить.

— Я с нетерпением жду вашей новой газеты, мистер Леггет.

— Я тоже.

— Чарли, приходи поскорей, я попробую собрать все, что осталось от моего остроумия.

Я сказал, что приду на следующей неделе. Полковник доволен, что я много пишу для газет.

— Но помни, два блистательных человека, о который мы говорили сегодня, были юристами.

— Нет уж, я не позволю ему это забыть, — сказал Леггет.

День вдруг разгулялся. На востоке стелется бледный дым. Повсюду шныряют темные фигуры жуликов, ищущих, чем бы поживиться. В воздухе стоит запах мокрого пепла.

Никогда еще я не чувствовал себя таким несчастным.

После долгого вечера с Фицгрином Халлеком в таверне «Шекспир» я хотел как следует отоспаться.

Но на рассвете хозяйка ворвалась ко мне в комнату с криком:

— Бегите, мистер Скайлер! За вами пришли!

Я глупо смотрел на нее, голова у меня трещала.

— Кто пришел? — Но она уже убежала наверх, очевидно, чтобы укрыться на чердаке.

Это была полиция. Два тщедушных человечка со свирепыми усами сжимали стеки.

— Чарльз Скайлер?

— Да. — Теперь я проснулся, но все совершалось точно во сне.

— Что ж, пойдемте с нами. Одевайтесь. Только не делайте глупостей.

Я выпрыгнул из постели, они отпрянули назад, напуганные больше моего.

— Только не делайте глупостей. — Таков был их главный совет. Поэтому я вообще ничего не делал, лишь натянул одежду.

Они не сказали мне, за что меня арестовали, — и о своем упущении вскоре прочитают в «Ивнинг пост».

Капитан в полицейском управлении встретил меня словами:

— Недалеко ушел! — Он поздравил моих конвоиров за проявленную ими находчивость и смелость.

К тому времени мой первый испуг (кто скажет с уверенностью, что ни в чем не провинился?) уступил место возмущению. Старожил не допустит, чтобы с ним обращались, как с ирландским воришкой.

— Во-первых, я хочу знать, почему меня задержали. Далее, я требую послать за моим адвокатом мистером Крафтом на Рид-стрит…

— Вы задержаны за убийство, Чарли, приятель. Поэтому если у вас на уме освобождение под залог…

— Убийство? — Мне бы хоть сесть на стул. Эльма Сэндс. Я убил Эльму Сэндс. Вот все, что я мог придумать. Я едва не лишился рассудка. Но слышал, как мой голос холодно спросил: — Кого же я убил? и почему? и где?

Откуда-то издалека до меня донесся ответ:

— Вчера ночью между одиннадцатью и двенадцатью часами вы вошли в комнату некой Элен Джуэт, в непорядочном заведении, которое содержит Розанна Таунсенд. Вы зарубили топором означенную Элен Джуэт в ее постели. Затем вы подожгли постель и выскочили в окно. Во дворе вы перелезли через забор. Затем вы… — Я окаменел. Голос говорил еще что-то, но я уже не слышал. Я потерял сознание.

Меня освободили еще до наступления темноты. Мадам Таунсенд призналась в ошибке. По словам новой служанки, давшей описание последнего «клиента» Элен, она решила, что это я. Истинным убийцей оказался некто Ричард Робинсон, и он уже в Брайдвеллской тюрьме. Служанка его опознала. Кроме того, кусок ткани на топорике соответствовал ткани плаща, а брюки у него перемазаны белилами (забор позади дома на Томас-стрит только что покрасили). И наконец, когда Робинсона арестовали, у него нашли миниатюру, которую я подарил Элен.

Я сказал служанке, что, если мадам Таунсенд меня не примет, я подам в суд на них обеих за ложный арест и за клевету.

Мадам Таунсенд согласилась меня принять.

— Меня сбило с толку описание молодого человека, какое дала наша новая служанка.

— Вы лгунья и шлюха.

— Вам подобные платят мне за то и за другое. — Мадам Таунсенд круто повернулась, зацепив взметнувшейся юбкой пачку религиозных проспектов.

— Кто ее убил? Почему он ее убил?

— Я могу вам только солгать.

Я приблизился к ней почти вплотную, до меня доносился слабый запах, исходивший от нее, кисловатый запах страха.

— Ричард Робинсон.

— Кто он?

— Клерк у мистера Хоукси. Ему девятнадцать лет. Он всегда приходил к Элен. К несчастью, новая служанка его еще ни разу не видела, и поэтому…

— Почему он это сделал?

— Не знаю.

— Если он поднялся к ней в одиннадцать, то…

— Нет, в десять. В одиннадцать служанка подала им шампанского. Элен дремала. Молодой человек лежал на кровати и читал газету. Потом служанка увидела, что из-под двери, запертой изнутри, идет дым. Мы выломали дверь. Элен, вся в крови, зверски убитая, лежала на объятой пламенем кровати.

— Почему он это сделал?

— А почему вы забрали ее из моего дома?

— Потому что я… я хотел, чтобы она осталась со мной.

— Та же самая сила, которая побудила вас ее забрать, толкнула его на убийство. Похоть глупа, мистер Скайлер, и опасна для того, на кого устремлена.

Я передал Брайанту мой отчет о ложном аресте. Он прочитал его внимательно и разорвал в клочья.

— Вам повезло, что ни одна газета не упомянула еще вашего имени в связи с этим… глубоко печальным, мерзким делом.

Брайант вне себя, я таким его еще не видел. А я спокоен, полон энергии, испытываю острое желание кого-нибудь убить, лучше всего — Ричарда Робинсона или Розанну Таунсенд.

— Откровенно говоря, я удивлен. Где вы могли встретиться с подобной молодой особой?

— Я знал ее давно. — Я говорил правду.

— Не хочу об этом слышать, мистер Скайлер. Я уверен, у вас были самые невинные отношения. Я абсолютно убежден, что ни один джентльмен просто не мог бывать в таком… в таком заведении или водить знакомство с подобной особой.

Я не верю, что Брайант говорит серьезно. Может быть, у него не было никогда личной жизни? Но я уважаю его рассудительность. Он сказал мне довольно веско, что коль скоро я рассчитываю получить место на государственной службе, то я, наверное, рехнулся, если собираюсь афишировать свою связь с Элен.

Элен больше нет.

Особняк Джея собираются сносить.

Всю неделю друзья и родственники полковника (со стороны Эдвардсов) перевозили его имущество в гостиницу Уинанта на Статен-Айленд.

Тесной гурьбой мы входим в квартиру в подвальном этаже и выходим с книгами, бумагами, картинами. Каждый день я вижу мистера Дэвиса, Сэма Свортвута, судью Огдена Эдвардса — кузена полковника, который живет на Статен-Айленде, — это по его настоянию совершается переезд. (Эдвардс, тот самый судья, который недавно заявил, что любые союзы рабочих следует рассматривать как «преступный заговор»; он не принадлежит к числу любимцев Леггета.)