Тор Гедберг - Иуда

Часы проходили за часами, часы, столь же долгие, как вечности мучений. Народная толпа насытилась зрелищем, и вокруг Иуды стало пусто. Он этого не замечал; вся жизнь его перелилась в это боровшееся со смертью тело, распятое на кресте.

Смерть, освободительница, неужели же она так и не одержит победы, неужели же никогда не наступит конец! Он почувствовал, что силы ему изменяют, и снова начал им овладевать прежний, чисто физический ужас.

Тогда он увидел, как померкший взор Иисуса устремился к небу, мрачно нависшему над землей, увидел, как губы Его зашевелились, как вздох с трудом вылетел из Его уст, и голова тяжело склонилась на грудь. Тогда он понял, что все кончено, и сам без чувств упал на землю.

Мимо него прошел стражник и грубо ткнул его копьем. К нему вернулось сознание, и он поднялся. Да, все кончено! Теперь он может уйти.

Он сделал несколько шагов, но снова остановился и стал смотреть на лобное место.

Он увидал Крест с мертвым, готовым свеситься Телом, увидал два других креста с их еще живою ношей, увидал над ними угрожающе мрачное небо, затем взгляд его скользнул вниз, по стражникам, которые стояли, шепотом переговариваясь между собою, и, наконец, остановился на группе женщин у подножия Креста. Они лежали на коленях и плакали: только одна из них стояла прямо и смотрела на Крест сухим, горящим взором, со странной, горькой радостью на лице. Иуда узнал Марию Магдалину, и пошел прочь колеблющимися шагами.

И эта картина осталась запечатленной, словно выжженной огнем, в его душе.

Он знал, что постоянно будет ее видеть перед собою, — каждую ночь, каждую ночь! Нет, это невозможно, он не в силах жить с этим воспоминанием, он должен умереть, да, умереть!

Но сначала, да, сначала он должен найти то, чего искал. Раньше этого ему нельзя умереть! Но где найдет он это, где! «Мария!» — пронеслось у него в голове. Да, она это нашла, к ней пойдет он, она ему скажет! Но ведь ее уже нет! Она умерла, нашла и после того умерла! Быть может, это и нельзя сказать, один, один должен он это найти!

Но где же, где?

Тогда он вспомнил про маленький, освещенный солнцем бугорок, который видел утром, и вновь в нем пробудилась надежда, подобная проблеску того же солнца. «Да», — подумал он: «Я пойду туда, быть может, там я найду!»

Он был опять у себя, лежал на той же кровати, на которой умерла его мать. Как и тогда; на дереве за окном пела пташка, и лучи солнца врывались в окно и светились на постели. Но под головой он ощущал что-то теплое и мягкое, тихим пламенем согревавшее ему щеку. Он приподнялся и увидел, что изголовьем ему служит маленький зеленый бугорок; травка всходила на нем светлыми стебельками, и солнце переливалось на былинках. Со вздохом счастья Иуда снова опустил на него голову.

Но солнечный свет стал медленно подниматься по стене, побледнел, исчез, и кругом стало темно. Далекие, угрожающие голоса зазвучали в ушах Иуды. И вдруг он услышал, что наружная дверь отворилась; раздались тяжелые, шлепающие шаги, как будто падение грузного тела, и после этого все стихло.

«Это он!» — подумал Иуда и схватился рукой за что-то твердое. Он встал, отворил дверь и вышел в крайнюю горницу. Ощупью пробрался он в угол, где стояла кровать. Он увидал на ней большую, безобразную голову Аввы; глаза нищего смотрели на него своим тупым, ничего не говорящим взглядом, но вокруг рта змеилась чужая, насмешливая улыбка. В порыве отвращения Иуда замахнулся и ударил его. Тогда язвительная улыбка сменилась кроткой и серьезной, не нищий здесь лежал, а Иисус; но Он не был мертв; Его глаза сияли жизнью, и щеки были покрыты румянцем. Он встал со своего ложа и сказал:

— Что тебе, Иуда?

Иуда ответил:

— Господи, помоги мне найти то, что я ищу!

Иисус взглянул на него.

— Зачем ищешь ты так далеко? — сказал он. — Ты уже нашел, но твои глаза поражены слепотой. Пойдем со мною вместе!

Иуда схватил протянутую руку Иисуса и последовал за ним. Долго шли они, все поднимаясь вверх, все поднимаясь вверх. Вдруг Иисус остановился, обратил лицо свое к Иуде и сказал:

— Эту ночь голова твоя покоилась на том, что ты ищешь! Зачем ищешь ты так далеко?

Он снова отвернулся, и они пошли далее, все поднимаясь вверх, все поднимаясь вверх. Вокруг них была тьма, Иуда видел перед собой только светлый образ Учителя. Наконец, Иисус опять остановился, простер руку и сказал:

— Это ли ты ищешь?

Под ним расстилалась пустыня, унылая и обнаженная, со странными, фантастическими очертаниями, точно кипучая жизнь, застывшая внезапно под веянием смерти; мрачная и печальная лежала она внизу, погруженная в свой мертвенный сон и взирала на небо, вздымавшееся над ней в своей безмолвной бесконечности. Но в пространстве носилась та же непостижимая, загадочная сила, что звала Иуду властными, непонятными для него голосами.

— Нет, Господи, — ответил он: — этого я боюсь.

— Боишься, потому что не видишь! — сказал ему Иисус. Снова простер Он руку и спросил:

— Это ли ты ищешь?

Тогда Иуда увидал внизу, в глубине, синюю лучезарную гладь Генисарета и его зеленеющие, залитые солнцем берега с бьющею ключом жизнью, с роскошной окраской самых богатых оттенков. Он увидал там женский образ, обративший к ним свое лицо и улыбавшийся им. То была Мария Магдалина; но скорбь исчезла с ее лица; оно повествовало об упоительном счастье, и мягко ложились вокруг ее тела складки прозрачного одеяния.

— Нет, Господи, — ответил он: — этого я тоже боюсь!

Тогда Иисус улыбнулся и сказал:

— Это то же самое, что ты видел! Но твои глаза поражены слепотой. Закрой их, и к тебе вернется зрение!

Он закрыл глаза. Тогда Иисус наклонился над ним и поцеловал сначала один его глаз, потом другой, и Иуда весь затрепетал в этот миг от неизреченного, бесконечно счастливого чувства. Он вновь открыл глаза свои и увидел.

Иуда очнулся; сонная греза отлетела от него, но в груди он все еще ощущал то же блаженство.

«Да, — подумал он:-это я лик Господень видел!»

Он приподнялся. Была ночь, но небо было чистое и звездное. Все кругом было так тихо и безмолвно, деревья над его головой не колыхались; он приложил руку к земле, — она была теплая, — такая это была нежная, ласкающая теплота!

И счастье в его груди не исчезало, а все росло и росло. Это было чувство единства, покоя, полной, гармонической жизни. И это единство он и вокруг себя, находил повсюду, во всем, что только мог усмотреть его взор, и во всем, что он предугадывал мыслью. Борьба его кончилась; не было больше двух разнородных сил, старавшихся отвоевать его друг у друга; они были лишь две различные формы одной, всеобъемлющей силы, силы, которая таилась и в нем, связывая его с каждым живым творением, уча его все понимать, всему сочувствовать и все любить. Именно это искал он и теперь нашел, — это была любовь, это была цель жизни.