Сергей Жоголь - Сыны Перуна

– Ну и пусть помер, никто ж не видел, а князю, если что, скажу, что отвел и отпустил. Мало ли татей по лесу шастает, мало ли кто мог на добро стариково позариться, я-то тут причем? – бормотал здоровяк, закидывая тело ветками.

Закончив свою работу, весь перепачканный и насквозь промокший от пота, Деян вылез из кустов и, изредка озираясь по сторонам, потрусил в сторону города.

Ужасное пророчество не давало Олегу покоя, и он не спал по ночам. Страшный старик, его голос, его жуткие слова словно каленым железом обжигали мозг, холодили сердце и туманили разум. Князь побывал в сотнях битв, не страшась смерти, порою он даже играл с ней в игры и всегда выходил из них победителем, но сейчас… Он не был слишком суеверен, но старался не гневить без надобности богов, он поклонялся Перуну, мечтал, что, пав в бою, он обретет бессмертие и славу, и его душа вознесется в Ирей. Но это пророчество – смерть от коня – почему-то пугало его. Громкие крики за окном прервали рассуждения князя. В дверь постучались, и, низко пригнувшись, чтобы не удариться о дверной косяк, в комнату вошел Стемид.

– Здрав будь, князь. Дозволь, – огромный варяг, казалось, был чем-то взволнован.

– Ну, чего тебе, боярин? – Олег был немного раздражен появлением своего воеводы, сегодня ему хотелось побыть одному. Да, и скажи заодно, что за шум там во дворе у нас, не возьму в толк, что у дружины нынче дел нет никаких, что они галдят, как бабы деревенские?

– Не гневись, князь, – воевода говорил с волнением, что было совсем на него не похоже. – Дружина с просьбой к тебе, говорить с тобой желает, по делу важному.

На лице князя промелькнула усмешка.

– Вон оно как, ну тогда пойдем, поговорим, что там за дела у ратничков моих, – при этих словах Олег стремительно вышел из комнаты, заставив при этом огромного воеводу буквально отскочить в сторону.

Яркие лучи солнца ослепили князя, долго просидевшего в полутемной комнатушке. Олег прищурился, вдохнув полной грудью свежий воздух, такой приятный и сладостный. Князь поглядел на небо, эх, полно горевать да печалиться, нужно дальше жить да поживать, а все эти пророчества – просто глупые сказки для детишек и баб. Великий полководец и воин свысока посмотрел на переминавшихся пред ступеньками крыльца воинов его славной дружины. Впереди стояли княжьи мужи, воеводы и бояре, а прочая гридь расположилась за спинами своих вождей и предводителей. Одни смотрели с мольбой во взгляде, другие вовсе опускали глаза, столкнувшись напрямую с пристальным взглядом своего полководца.

– Ну, с чем пожаловали, дружина, что за сборище такое странное, не возьму в толк, – князь усмехался, но в глазах его можно было разглядеть признаки легкого недовольства. – Что у вас за дело такое, что сами разобраться не в силах?

Выйдя вперед, взял слово воевода Сновит.

– Ты вождь наш, князь наш, и вера у дружины твоей к тебе немалая. Вера да любовь. Воины за тобой в битвы, как на праздник, идут, и слову твоему, и делу служат, да в удачу твою веруют, – воевода говорил громко и протяжно, словно не воин, а сказитель-сказочник. – Но удача за тем спешит, кого боги любят, а любят боги того, кто их чтит, да требы-жертвы приносит, верно я говорю? – обратился к стоящим за его спиной воинам воевода-кривич.

Гридни и отроки загудели, кивая головами, тем самым одобряя слова своего представителя. Вдохновленный поддержкой войска Сновит продолжил.

– Так вот, я и говорю, что удачу воинскую нужно беречь, ибо переменчива она. Кто богов не почитает да гнева их не боится, может удачу свою спугнуть, и отвернется она от него на веки вечные.

– Так, боярин, утомил ты меня. Не возьму я в толк, чего ты добиваешься. Кто это у нас тут богов не чтит да удачу спугнуть желает? Говори толком, про что ты тут поешь-напеваешь, – в голосе князя теперь уже все почувствовали стальные нотки.

– Да про то и напеваю, что пророчество жреца тиверского, который смерть твою предсказал, не надобно бы без внимания оставлять. Не для того колдун тот так распинался, чтобы просто воздух сотрясти. Мы тут кой-кого поспрашивали, народец-то местный говаривает, что жрец тот Велесов всегда правду предсказывал, все его слова от богов.

– Это кто же тут на моих землях без моего ведома суды судить да допросы чинить посмел, людишек моих пытать решился? – князь уже не говорил, а почти кричал. – Ну, ты совсем, воевода, обезумел, что про такое мне, князю киевскому, сказать посмел.

– Да уймись ты, – не убоявшись гнева своего князя, бесстрашно ответил Сновит. – Никого никто не пытал. Местные вожди, из тех, кто власть твою признал, сами к нам пришли да поведали, что старец тот без вести пропал, а в конюшнях тех вождей несколько боевых коней издохли. Страшатся они гнева Велесова. Волхвы их да жрецы на то сказывают, что задобрить Велеса надобно, костры разжечь да жертвы кровавые принести.

– Так в чем же дело, пусть жгут костры свои жрецы да режут свою скотинушку, сколь не жалко, из-за того, что ли, такое скопище собирать было надобно, не пойму.

– Костры-то зажгут, да вот есть препятствие одно, – при этих словах Сновит сделал паузу и опустил глаза в землю.

– Ну, чего умолк, говори, что за трудность такая, – в голосе Олега прозвучали вопросительные нотки.

Сновит посмотрел на молчаливую толпу, словно ожидая поддержки, и затем снова, повернувшись к Олегу, промолвил.

– В общем, не гневись на нас, князюшка. Есть тут у местных людишек еще один жрец Велеса, так вот он растолковал нам пророчество то. Если не смог тот первый колдун у нас, у русов, коней потравить, так надобно теперь, чтобы пророчество то не сбылось, в жертву Велесу коня принести, да не простого, а самого лучшего, княжеского, того самого, от которого жрец пропавший смерть тебе предсказал, так-то.

Лицо Олега покрылось мертвенной бледностью. Слова воеводы, словно молния, поразили князя в самое сердце. Дружина не проронила ни звука в ожидании ответа своего вождя. Олег не шевелился, замерли и дружинники, и только легкий ветер слегка посвистывал и обдавал холодком загорелые лица воинов.

Наконец, Сновит, видя, что вспышки гнева не будет, решился нарушить затянувшуюся тишину.

– А ведь и верно, князь, не будет коня того, не будет и от кого тебе смерть принимать. Ведь смерть твоя для всех нас хуже собственной. Ты нам живой нужен, и удача твоя нужна. Погляди, все пришли, у тебя и за тебя дружина просит. Отдай жрецам коня, не гневи богов.

– Довольно, – Олег вытянул вперед руку, словно хотел прикрыть говорившему рот. – Скажу я вам так, воины мои. То, что за жизнь мою печетесь, благодарствую. Жизнь мою вы в боях и сечах уже не раз спасали, то я ведаю. То, что богов чтите, тоже правильно. То, что в удачу мою веруете, также хорошо, а вот что меня на убийство друга моего верного толкаете, то мне не по сердцу. Конь боевой для воина – что товарищ. Убить его – как любого из вас убить да предать, а такое для меня невозможно и немыслимо, уж лучше смерть. Посему вам велю костры зажечь, требы Велесу принести, да только не коня моего боевого, а другого любого из конюшен взять да кровью его идолов тех напоить. А чтобы вас уважить, коня своего велю в Киев в конюшни мои доставить, кормить, поить, чистить, чтобы ни один волосок из гривы его не выпал.