Александр Богданович - Галиция. 1914-1915 годы. Тайна Святого Юра

Правда, случались и напряженные дни. Например, когда во Львов для встречи со своей супругой наведывался командующий Дикой дивизией великий князь Михаил Александрович. Тогда уж приходилось работать без отдыха, ведь наблюдение велось за опальным братом самого царя и его не признанной двором женой, графиней Натальей Вульферт. Супружеская пара игнорировала предложение губернатора останавливаться в его апартаментах, предпочитая гостиницы или съемные частные квартиры. Это значительно осложняло контроль за их пребыванием. Бобринский же требовал не оставлять супружескую чету без внимания ни на минуту. Он хорошо помнил, какой скандал вызвал тайный брак этой пары два года назад в сербской церкви в Вене. Тогда секретная русская агентура упустила из поля зрения и позорно провалила задание предотвратить женитьбу потенциального наследника престола с особой нецарской крови.

Козик допил остатки анисовки и отправил в рот последний кусок сала.

Харчи филеры покупали за полцены в столовой на Краковской площади [79], двадцать шесть, где обычно пили чай солдаты и крестьяне с соседнего рынка. Хозяин столовой Хаим Фрастнант был завербован русскими сразу после заявления владельца соседней гостиницы Алойзи Урбанского о том, что тот скупает краденое из брошенных хозяевами квартир. Донос был сделал из мести любовнику своей жены, однако при этом и сам Урбанский был завербован русскими.

Подкрепившись, Козик положил ноги на подоконник и удобно откинулся в кресле – единственном предмете гарнитура в комнате. Вся обстановка депортированного немца – мебель из красного дерева, мраморные столешницы, картины, ковры и шкуры зверей – перекочевали в подвалы градоначальства на улицу Третьего Мая, девятнадцать.

Приятное тепло от печки, анисовка и сытная закуска разморили филера. Шум ветра за окном не дал потревожить его сладкую дремоту санитарной машине, которая подъехала к дому Матаховской.

Прекрасно оборудованный австрийцами полигон для стрельбы на окраине Львова стал ценным приобретением для российской армии. С утра до вечера здесь гремели выстрелы карабинов и револьверов, слышались пулеметные очереди. На прилегающей территории проводились занятия по полевому уставу, топографии, преодолению минных полей и заграждений. Согласно распоряжению коменданта, первыми на рассвете занятия начинали офицеры.

Автомобиль с контрразведчиками Восьмой армии ехал по безлюдным улицам ночного города на очередные стрельбы из личного оружия.

Не снижая скорости, мотор лихо свернул с Казимировской [80]на Клепаровскую и покатил по гладкой брусчатке мимо старинного еврейского кладбища. Пассажиры – Ширмо-Щербинский, Корецкий и Чухно – с напряжением следили за лихими маневрами своего водителя, прапорщика Новосада, которому сегодня представилась прекрасная возможность продемонстрировать старшим товарищам свои шоферские навыки.

Неожиданно перед автомобилем появилась стоящая у обочины повозка. Новосад резко нажал на тормоза и закрутил баранку влево. От резкого маневра их занесло и стало разворачивать поперек дороги.

– Черт подери, он нас угробит! – воскликнул Ширмо-Щербинский, хватаясь за край двери.

Но они все-таки благополучно миновали препятствие, и автомобиль, пройдя в миллиметре от повозки, уткнулся колесами в бордюр. Мотор напряженно чихнул и заглох.

– Слава богу, – перекрестился Корецкий, покосившись на кладбищенскую ограду. – Стасик, мы уже убедились, что ты классный шофер, – хлопнул он его по плечу, – но для гонщика тебе еще надо тренироваться.

Что-то ворча о старой резине и мокрой брусчатке, прапорщик стал вытаскивать из-под сиденья заводную ручку магнето.

Уже намного спокойнее они поехали дальше, миновали Дом инвалидов и подъехали к воротам стрельбища. Оставив автомобиль, пошли пешком на огневые позиции.

Кругом уже вовсю шли занятия.

Перед строем ратников усатый унтер-офицер командовал зычным голосом:

– Взять веревку правой рукой, раскачать пару раз и выпустить гранату, как камень, при наклоне на сорок пять градусов по направлению к противнику.

Поодаль другой инструктор показывал дружинникам, как пользоваться уже австрийской гранатой:

– Правой рукой охватить нижнюю часть предохранительной шляпки. Граната взрывается через четыре секунды, и противник не имеет времени бросить ее обратно.

– Что думают в штабе о ночном визите к Белинскому? – спросил Дашевский начальника отделения. Они обходили охотников [81], которые в нагрудниках, масках и рукавицах разыгрывали штыковые бои на деревянных ружьях.

Ширмо-Щербинский ответил не сразу и без особого воодушевления:

– Как ни странно, там не исключают, что этот «инспектор» и в самом деле родственник покойной старухи.

Дашевский с недоумением взглянул на него. Показания батяра представлялись ему совершенно глупой легендой.

– Мне кажется, что вести слежку и выяснять отношения с претендентом на наследство ночью с пистолетом и кастетом – не совсем характерно для школьного инспектора, – скептически заметил он.

– Возможно, – нехотя согласился Ширмо-Щербинский. – Установить его нам скорее, всего, не удастся – все руководство школьного совета с документацией сбежало в Сан [82]. Да и показания этих монашек, которые подтвердили, что помогли сменить ему одежду, когда он к ним явился, а затем оставили у себя в качестве чернорабочего… Но с другой стороны, какого рожна шпиону так рисковать: являться ночью в дом, где его может ожидать засада. Ведь расправиться с нашим капитаном можно было и в более подходящем месте.

– А что со вторым? – спросил Корецкий.

– Этот и в самом деле значится в списках австрийских дезертиров. Он составлялся нами еще в первый месяц оккупации Львова. Комендатура тогда не справлялась с количеством дезертиров в городе, и в качестве временной меры было принято решение брать с них присягу не воевать против России и не убегать из Львова. Католики присягали в костеле Святого Антония, а униаты – в Волошской [83]церкви. А что касается найденного у него обрывка пропуска из Сколе – пока не ясно, но мы направим запрос с их фотографическими карточками в штаб Одиннадцатой армии. Местечко Сколе сейчас находится в их расположении.

– А я бы все же этапировал во Львов Лангерта, – предложил Дашевский, – это дало бы нам возможность основательно разобраться с ним.

– Пожалуй, – согласился Ширмо-Щербинский, – я поговорю с генералом Никитиным.

Внимание офицеров привлекли австрийские пулеметы, с которыми занималась пулеметная команда. Корецкий поинтересовался, нельзя ли им сфотографироваться возле трофеев?