Алексей Новиков - Последний год

И кто же смел писать так о Наталье Николаевне?

Письмо было написано дружественной рукой Софи Карамзиной, которая видела Наталью Николаевну и на балах и у себя за чайным столом. А Наталья Николаевна ездила к Карамзиным так часто…

Пушкин редко участвовал в праздничных увеселениях. «Современник» завершил первый год своего существования. Правда, средств для издания журнала не прибавилось. Но редактор-издатель не допускает и мысли о том, что «Современник» прекратится.

Почему же в таком случае лежит без ответа в письменном столе давнее письмо, пришедшее от Нащокина? Ведь писал же Павел Воинович, что Виссарион Белинский будет считать счастьем работать для Пушкина.

Не раз перечитывал Александр Сергеевич это письмо и заключительные его строки: «Ты мне отпиши – и я его к тебе пришлю».

Разве не сам редактор-издатель «Современника» звал к себе помощника, с которым собирался разделить труды по своему журналу? Но Павел Воинович все еще ждет ответа.

Обстоятельства Виссариона Белинского после закрытия «Телескопа» были неясны. Тем бы скорее надо протянуть ему надежную руку. А Пушкин медлит… И эта медлительность остается, может быть, самым красноречивым свидетельством внутреннего смятения поэта. Дела редактора-издателя «Современника» упирались в обстоятельства, которые невозможно предугадать. Среди этих обстоятельств, скрытных или вполне обозначившихся, были и такие, которые, казалось, не имели никакого отношения к журналу.

Какое отношение к «Современнику» имело, например, незаконченное письмо, адресованное старому барону Геккерену? «…Позвольте подвести итог всему, что произошло…» Зачем Пушкин хранит это письмо в своем столе?

Чего-то ждет Александр Сергеевич. Он, несомненно, лучше устроит свои дела в будущем году.

Все собираются встретить этот новый, счастливый год. Пушкины едут к Вяземским.

В свое время хозяйка дома просила барона Жоржа Геккерена не приезжать, если у подъезда стоит карета Пушкиных. Теперь жениху Екатерины Гончаровой двери, конечно, открыты. Но Вера Федоровна Вяземская находит минуту, чтобы поделиться с мужем своими опасениями: как-то приветит Дантеса Пушкин?

– Дело не в Дантесе, а в Натали, – отвечает Петр Андреевич. – Вся беда в том, что она бывает слишком замкнута с мужем.

– Что ты хочешь сказать, мой друг?

– Боюсь, что Натали была излишне замкнута с ним именно тогда, когда пристало бы быть ей вполне откровенной.

– Ты говоришь о бароне Жорже Геккерене?

– Я отвечаю, душа моя, на твои опасения.

В назначенный час стали съезжаться гости. Пушкин любил бурливое кипение многолюдных собраний. Дому Вяземских щедро платил он дружбой. Здесь он и встретит сегодня свой Новый год…

В приказе по Кавалергардскому ее императорского величества полку 1 января 1837 года было объявлено: поручику барону Геккерену разрешено вступить в законный брак с фрейлиной высочайшего двора девицей Екатериной Гончаровой.

Одновременно поручик был освобожден от всех нарядов по службе.

Теперь счастливый жених мог посвятить все свое время невесте.

Ненаглядное чудовище Катенька не отпускала его ни на минуту. Танцуя с ним, она торопилась условиться только об одном: где они увидятся завтра?

Завтра Жорж являлся на очередном бале.

Вокруг была привычная атмосфера большого бала. Подле Натальи Николаевны слышался привычный шепот восхищения.

Упоенная, запыхавшаяся, подбегает Екатерина. Наталья Николаевна глядит на нее с каким-то новым, может быть жестоким, любопытством.

– Тебе пора отдохнуть, Коко!

Коко, усталая, покорная, садится. Наталья Николаевна заботливо оправляет складки ее платья.

Екатерина ищет глазами жениха. Но Жорж не подходит. Музыканты уже взяли инструменты наизготовку. Куда же скрылся любимый?

Этот вопрос невеста задает себе и вечером и днем. Жорж занят важными хлопотами. Нужно обсудить весь церемониал будущей свадьбы с шаферами-однополчанами. Жорж часто посещает и дом однополчанина Полетики. Правда, ротмистр Полетика, давно женатый, никак не может быть шафером. Зато ротмистр и его супруга Идалия Григорьевна будут желанными гостями на свадьбе.

Дантес сидит в гостиной Идалии Григорьевны. Идалия Григорьевна не раз говорила Наталье Николаевне, что Жорж охотно и часто посещает своих однополчан в эти предсвадебные дни, желая подчеркнуть, что его новое семейное положение никогда не разрушит священных традиций полковой дружбы.

– А Натали? Что отвечала вам Натали? – спрашивает гость.

– Натали, как всегда, отмалчивается. Надо же знать ее характер, барон! – Идалия Григорьевна щурит глаза. – Но я думаю, что в этом молчании таится надежда для вас, мой друг.

Надежда не сбывалась.

День свадьбы приближался. Можно сказать, в Петербурге не было другого события, которое привлекло бы такое взволнованное внимание света. О свадьбе барона Геккерена говорили даже в Зимнем дворце.

– Что это? Великодушие или жертва? – недоуменно спрашивала императрица. Она очень хорошо знала красавца кавалергарда барона Геккерена и очень смутно представляла фрейлину Екатерину Гончарову, которая недавно, согласно придворному этикету, обратилась к ней с всеподданнейшей просьбой о разрешении вступить в брак. Императрица никак не могла понять, почему такую заурядную девицу удостоил своим выбором блистательный жених. К тому же в связи с этой свадьбой во дворце шушукались о жене камер-юнкера Пушкина. – Что же это? – повторяла государыня, раздумывая о женитьбе Геккерена. – Жертва или великодушие?

Разговор происходил за интимным чаем, в семейном императорском кругу. Императрица вопросительно глядела на супруга. Но император не считал нужным вступать в разговор. Женитьба какого-то поручика, хотя бы взласканного вниманием света, не входила в круг его государственных забот. У каждого барона может быть своя фантазия. У барона Геккерена тоже.

В гостиных обсуждался животрепещущий вопрос: как поведут себя на этой свадьбе Натали Пушкина и ее муж?

«Завтра, в воскресенье, будет происходить эта странная свадьба», – писала брату Софья Николаевна Карамзина. Самое страстное ее желание заключалось в том, чтобы «видеть вблизи лица главных актеров в заключительной сцене этой таинственной драмы».

Жорж Дантес и Екатерина Гончарова были готовы к тому, чтобы явиться перед зрителями в пышном свадебном церемониале. У Софьи Николаевны Карамзиной не было уверенности в том, что в заключительной сцене «таинственной драмы» будет участвовать Натали Пушкина. Удастся ли ей выполнить добрый совет Софи и добиться у мужа разрешения присутствовать на бракосочетании сестры? «За Пушкина, – размышляет Софья Николаевна, – ни в чем нельзя поручиться. Он по-прежнему утверждает, что предстоящая свадьба – одно притворство, и заканчивает оборванную на полуслове фразу демоническим смехом…» Таковы наблюдения Софи Карамзиной. Но нет ли в этом свидетельстве преувеличения?