Александр Филимонов - Приди и помоги. Мстислав Удалой

Недолго пришлось и идти — без обоза, налегке войско двигалось быстро, и вскоре уже можно было разглядеть купола киевских соборов — без позолоты, ободранные, но все еще величественные. Да, Киев был уже не той великой столицей, что раньше. Много ему досталось пережить бедствий. Это и понятно. Столица одна, а желающих сесть в ней на столе княжеском — хоть отбавляй. Сколько было таких, которые за право сидеть в Киеве поднимали руку на братьев своих и соплеменников!

А после того как умер великий князь Киевский Святослав Всеволодович, город словно лишился последней защиты. Стал переходить из рук в руки. Особенно сильно пострадал от князя Рюрика Ростиславича. Не смог князь Рюрик усидеть на киевском столе, бежал от Чермного. А потом отомстил, да не Чермному — своему обидчику, а Киеву, который был перед Рюриком ни в чем не виноват. Призвал тогда князь Рюрик себе в помощь половецкую орду и напустил ее на древнюю столицу. Не пожалели поганые знаменитой на весь мир красоты киевской, не пожалели и жителей Киева. Вырезали почти все население, оставив в живых лишь тех, кого можно было потом продать на невольничьих рынках далеких южных стран. Кровь по улицам киевским текла, словно вода после дождя, скапливалась в ямках, затекала под плахи деревянных мостовых. От этого да еще от множества трупов, валявшихся повсюду, ибо некому было их убирать, смрад поднялся над Киевом и разносился даже за пределы города, за его высокие стены. Половцы ограбили и осквернили святые и прекрасные киевские храмы — сняли позолоту со всех куполов и крестов, одежды великих князей, со времен Ярославовых развешиваемые в храмах для памяти и украшения, порвали коням своим на попоны. Сколько образов чудотворных, мироточивых, сгинуло бесследно! Костры из них складывали. Князь же Рюрик на это все взирал, для него главное было — снова сесть в Киеве, пусть и безлюдном. Ну, сел. И опять ведь не удержался!

Уж больше года, как нет в живых Рюрика Ростиславича. Успокоился князь. Глядит сейчас, наверное, сверху на Киев свой вожделенный, занятый старым врагом Всеволодом Святославичем, глядит и на войско Мстиславово, движущееся на Киев.

В этот раз дозор высылать не стали — летели как на крыльях. Мстислав Мстиславич правильно рассчитал: не нужно было дать врагу опомниться. Хорошо бы Чермный вышел навстречу — вот разом все бы и решилось. Только он, наверное, снова попробует отсидеться. Весь Киев малыми своими силами он удерживать не сможет — там на стены нужно войска побольше, чем у Мстислава Мстиславича. А вот в верхнем городе запрется. Ну что ж — там его можно будет долго осаждать, без стенки, основательно. Припасы же кончатся у него когда-нибудь. Тогда и сдастся. Если не раньше.

Мстислав Мстиславич не думал, как сейчас располагать полки, главное дело — ворваться в город. В том, что жители откроют ворота, он не сомневался. Киев уже был совсем близко.

И тут стало ясно, что ни боя, ни осады не будет. Войско Чермного покидало Киев. От верхнего города к Днепру беспорядочно бежали — и пешими, и на конях — сотни людей.

Всеволод Святославич был конечно же среди них. Не останется же он в городе без дружины. Все. Теперь как ни спеши, а не успеть — уйдут за Днепр. Мстислав Мстиславич придержал коня.

Дальше поехали уже не так быстро — пора было дать отдых коням, которым много довелось пробежать за этот долгий день. И хотелось спокойно полюбоваться на то, как бежит враг.

У самого берега шла большая драка за ладьи и насады — их несколько было привязано к кольям, вбитым в землю, и на всех не должно было хватить. Первой от берега отделилась ладья, в которой, однако, сидело только четверо или пятеро человек. Один из находившихся в ладье, привстав, вглядывался в ту сторону, откуда двигалось войско Мстислава Мстиславича, а остальные гребли — кто чем мог. Ну, ясно — сам Чермный бежит впереди своих соратников! Повезло ему с ладьей-то. Наверное, дружина, спасая князя и его ближайших приспешников, отбила для них особую ладью и сейчас бьется за другие — теперь уже для себя.

Мстислав Мстиславич подозвал к себе князей — полюбоваться открывшимся видом. Драка за ладьи и впрямь была нешуточной, наверное, не все умели плавать. Да и Днепр был широк, течение в середине и для умелого пловца было весьма опасно — быстрое, с многими водоворотами.

Одна за другой ладьи отплывали от берега, но, добравшись до середины, перегруженные сверх меры, переворачивались. Зрелище было страшное. Мстиславу Мстиславичу, да и, пожалуй, никому из его войска, еще не приходилось видеть, как одновременно тонут сотни человек. На воде, кроме перевернутых полузатопленных лодок, не оставалось никого — и лодки, уже никем не управляемые, неслись вниз по течению, натыкаясь друг на друга.

Мстислав Мстиславич бросил взгляд на другой берег. Одна только ладья и смогла пристать к нему — та, что с князем Всеволодом Чермным. Кроме него выбрались лишь те, кто доверился своему коню и, бросившись в воду, схватился за конскую гриву. Умные животные знали, как переплывать широкую и быструю реку. Во всяком случае — коней переправилось куда больше, чем людей. Удалось разглядеть, как Чермный собрал остатки своего войска в небольшой отряд, забрался на подведенного коня — и вскоре все скрылись из виду. Силы черниговской здесь больше не существовало. Путь к Киеву был открыт и свободен, ворота города распахнуты, солнце клонилось к закату — а над Днепром, то ли приветствуя победителя, то ли оплакивая тех, кого река только что похоронила, поплыли певучие перезвоны колоколов.

Значит, поход еще не был закончен. Главный враг, супостат и злодей Чермный, перебежал Днепр и удалился к себе в Чернигов — а куда же ему еще было идти? Несомненно, станет набирать следующее войско, взамен утраченного. Может быть, обратится за помощью к половцам — старому, испытанному средству всех злодеев на русской земле.

Не следовало давать ему на это времени. Войдя в Киев, Мстислав Мстиславич не стал в нем долго задерживаться — по военным соображениям. А задержаться хотелось. Хотелось впервые в жизни ощутить себя хозяином самого Киева, матери всех городов, принимать знаки народной любви и всеобщего восхищения, наслаждаться сознанием того, что он, вчерашний князь торопецкий, может теперь сам ставить в Киеве князей, ни с кем не советуясь и ничьего согласия не спрашивая. Высоко он взлетел!

Все же как высоко он ни летал, а помнил, что внизу его Чермный дожидается. Войску было объявлено, что на отдых и прочее дается всего три дня. Чтобы избежать соблазна, а также чтобы опробовать в действии новую безграничную власть над людьми, Мстислав Мстиславич не сам сел на Великое княжение киевское, а посадил на стол князя луцкого Ингваря Ярославича. Это удивило всех, а Мстислава Романовича, считавшего, что если Мстислав сам не захочет княжить в Киеве, то уж обязательно отдаст сие право ему, как старшему из Ростиславичей, просто обидело. Но возражать, как и ожидал Мстислав Мстиславич, никто не стал. Удовлетворились ничего не значащим объяснением: мол-де, князь Ингварь Ярославич сиживал уже когда-то на этом столе, и кому, как не ему, снова на него садиться? Согласились и даже снова похвалили князя Мстислава за справедливость.