Александр Филимонов - Приди и помоги. Мстислав Удалой

— Выступать! Выступать! Всем собираться!

Тут спохватился мечник: помочь князю доспехи надеть! Кинулся туда, где их оставил — у входа в шатер. Нету! Оказывается, Мстислав уже сам пыхтел, стараясь надеть броню без посторонней помощи. Сердито покосился на подбежавшего Никиту: где, мол, тебя носит? Но одеть себя позволил и на коня посадить. Даже в этой спешке Никита не отказал себе в удовольствии полюбоваться князем — до того был хорош. Несмотря на пожилой свой возраст — статен, широкоплеч. Алое корзно, накинутое поверх оплечья, будто соединяло его с конем, он как бы вырастал из своего могучего коня — ладный, присадистый. Отблески огня играли на одухотворенном, как всегда перед битвой, лице его, заставляли блестеть широкий, с серебряными грифонами нагрудник.

— Никита! Ты чего копаешься? — весело крикнул князь. Восхищенный взгляд мечника был ему приятен, чувствовалось по голосу. Никита мигом собрался и вскочил на своего коня, который уже успел разгуляться, стряхнуть вечернюю дрему и был готов скакать хоть целую ночь.

Мстиславова дружина, новгородское ополчение, псковичи с Владимиром Мстиславичем, смоляне с Владимиром Рюриковичем — все уже были готовы к походу. Путь до Липицкого поля разведали еще днем, и трудностей возникнуть не могло — двигаться следовало до реки и дальше — вдоль нее, до самого места. Даже ночью, хоть бы и такой ненастной, сбиться с пути было нельзя.

Когда подходили к Липице, чтобы выйти на прямую дорогу, произошел случай, заставивший войско ненадолго остановиться. Сзади, оттуда, где еще находился полк Константина, в ночи внезапно раздался пронзительный вой множества труб и рев тысячи глоток — словно невидимое в темноте сказочное чудовище наподобие Змея Горыныча исторгло предсмертный крик, уязвленное копьем богатыря. Мстислав Мстиславич, любивший сказки, но мало в них верящий, тут же приказал остановиться и быть готовыми к боевому построению. Уж не суздальские ли князья решились напасть на Константина среди ночи? Хотя сами приглашали на Липицкое поле. На Ярослава это могло быть похоже. В сторону Константинова полка был отправлен дозор, который вскоре вернулся и доложил, что это не суздальцы, а Константин велел своим людям крикнуть и в трубы дунуть перед выходом — для устрашения противника, если он услышит, и для собственной бодрости. Пожалев, что ему не пришла в голову такая удачная мысль — ведь объединенное войско шумнуло бы гораздо громче, — князь Мстислав велел продолжать движение.

Ночной путь был труден. Дул прямо в лицо пронзительный ветер, временами начинал идти дождь. Снег, успевший после Пасхи лечь на землю толстым слоем, набухал водой и таял, под ногами коней превращаясь в грязь. Невеселая погода для сражения! Приходилось утешаться тем, что противник испытывает такие же неудобства.

Некоторые в войске Мстислава промерзли и намокли настолько, что начали роптать. На пути подъехал Владимир Рюрикович и сообщил, что смоляне требуют остановки, чтобы разложить костры и обсушиться. Этого допускать никак не следовало — зарево от костров могло быть видно издалека и привлечь внимание суздальцев. И к тому же за время короткой остановки у костра толком не обсушишься. Только разнежатся люди, начнут дремать — пойди их потом заставь снова идти от тепла в промозглый мокрый холод! Мстиславу Мстиславичу пришлось ехать к смолянам и отговаривать их от соблазнительной, но бездумной затеи. Вдвоем с Владимиром Рюриковичем им удалось приободрить смоленский полк.

Ночь, казалось, длится целую вечность и конца ей не видно — так всегда бывает, когда движешься, не видя перед собой цели, а только чавкающую дорожную грязь и смутно угадывающиеся в темноте голые кусты, которыми порос речной берег. Ни огонька вдали, ни просвета в облаках, ни обнадеживающих вестей от головного дозора. И никаких известий о враге — где он, далеко ли, близко ли, не готовит ли засады.

На рассвете, когда наконец небо начало сереть и стали понемногу высветляться окрестности, вдоль всего растянувшегося войска — от головы до хвоста — проехал бирюч от князя Мстислава с сообщением: приближались к месту, на котором назначена была битва. Воины, подбадриваемые окриками сотских, оживали на глазах, подгоняли коней. Когда совсем рассвело, угрюмое и широкое, все в клочьях подтаявшего снега, Липицкое поле раскинулось перед войском. Но сколько ни вглядывались самые остроглазые в серую даль — никого не смогли разглядеть. Река Липица в этом месте круто уходила вправо, как бы нарочно освобождая пространство для сражения, по левую руку темнела полоса далекого леса. А противника видно не было.

Злой и раздраженный, Мстислав Мстиславич потребовал к себе князей и военачальников. Собрался совет. По-чему-то все взоры были обращены на князя Константина, словно он, будучи братом суздальским князьям, лучше других мог объяснить их поведение. Обманули? Направили доверчивого князя Мстислава к Липице, а сами задумали какую-нибудь каверзу и готовятся ударить на союзную рать неожиданно, из выгодного положения? Не очень похоже, что так. Нельзя было здесь напасть незаметно — слишком открыто все. И если даже ударят вон из того леса, времени будет достаточно, чтобы перестроиться в боевые порядки и встретить врага как подобает.

И зачем Георгию и Ярославу, столь уверенным в своей победе, отправлять противника от себя подальше? Чтобы дольше гоняться за ним? Не очень-то приятно разъезжать по такому холоду. Все было непонятно. Князья советовались, спорили, Константин предлагал даже двигаться обратно. Но решил все-таки пока оставаться здесь и послать во все стороны дозорных.

Оказалось, что противник их давно поджидает. Трое дружинников, поехавших к лесу, скоро вернулись и рассказали, что за ним лежит плоская долина, упирающаяся в гряду пологих холмов. И на холмах этих стоит вся суздальская рать — дозорные насчитали больше двадцати княжеских стягов. Очевидно, Георгий и Ярослав, хорошо знающие местность, не стали двигаться вдоль извилистого русла Липицы, а пошли напрямик, срезав путь через лес, и к подходу Мстиславова войска успели закрепиться на холмах по краю долины.

Спешно двинулись туда. Действительно, когда прошли лес, увидели их. Трудно теперь было к ним подойти — вся суздальская сила удобно устроилась на возвышенности, а подножие холма густо было оплетено непроходимыми с виду дебрями: за ночь суздальцы натыкали в несколько рядов колья и оплели их ветками.

Мстислав Мстиславич осмотрелся. Справа, на противоположном от врага краю долины, виднелся еще один безлесый холм. Расположив на нем полки, можно было уравняться с суздальцами в позициях. И вдобавок получить небольшую передышку, которая позволит получше собраться и обдумать дальнейшую работу. Движения Георгия и Ярослава тоже с холма будут видны как на ладони.