Александр Филимонов - По воле твоей. Всеволод Большое Гнездо

Гневайся не гневайся, а вот задача: как же поступить? Все же идти на Новгород? А почему тогда на Мстислава не пошел? Скажут: боялся старшего Ростиславича, ждал его смерти. Ярополк-то рядом с братом — как селезень с орлом. Будучи родными братьями, схожи они были друг с другом лишь низменностью своих желаний. Всеволод чувствовал: ничтожным Ярополком следовало пренебречь. А — как пренебречь Новгородом?

В то время, когда желанием войны, казалось, были обуреваемы все — от воеводы с дружиной до мелких ремесленников — и Всеволод никак не мог выбрать между необходимостью и ненужностью этой войны, сомнения его помог развеять верный друг Юрята. На одном из многочисленных советов, которые великий князь стал (это ему самому казалось) слишком уж часто собирать, подручник и меченоша сказал так:

— Не время, государь, сейчас идти на Новгород. Можно и войско положить, и города не взять, а врагов себе нажить на вечные времена.

Шум поднялся в гриднице, однако небольшой: Юряту и побаивались и уважали. Но перед великим князем хотелось боярам показать свою воинственность, поэтому шум стал нарастать. Всеволод велел Юряте продолжать. Тот продолжил:

— С Новгородом иначе надо. Ты, государь, опять им торговый путь заступи. Они князя Ярополка-то сами съедят.

И как-то сразу все вдруг поняли, что это правда, и верно — съедят. А Юрята еще сказал:

— С ними как с балованными детьми: чем меньше нянчишься, тем больше липнут. Силу твою, государь, пусть знают. А посидят без твоего хлеба, с чудью навоюются — сами к тебе прибегут, сам тысяцкий Милонег приползет, тогда и разговор другой с ними будет. А воевать сейчас — силы даром тратить да тешить их гордость новгородскую.

У Всеволода будто камень с души упал. Казалось, были удовлетворены таким поворотом дела и дружина и бояре. Не страдала и честь княжеская от того, что столь важный вопрос решался не как обычно — силой оружия, а простой житейской хитростью. Снова стали задерживать новгородских купцов, только теперь держали их подольше и построже. Шутки кончились. На этот раз Новгороду давалось понять, что он лишен расположения великого князя.

А княгиня Марья снова понесла. На этот раз Всеволод имени будущему сыну не выдумывал, но с середины лета стал брать жену с собой на охоту: пусть сынок еще в материнской утробе растет среди мужских суровых забав, пусть слышит лай собак, рев медведей да буйволов. Во время охоты Всеволод велел жене не отводить глаз от крови, ибо знающие люди ему сказали, что есть такая примета: если женщина на сносях глядит на сражение, пусть хоть не с врагом, а с диким зверем, то родит непременно мальчика.

По этому поводу они с княгиней даже ссорились несколько раз, так как Марья в эти приметы не верила и больше полагалась на волю Божью. Она советовала мужу строить больше церквей, особенно просила его о церкви в Дмитрове — городе, который возвел и назвал Юрий Долгорукий в честь рождения Всеволода. Сама же не оставляла своим попечением строительство монастыря. Для звонниц будущих соборов этого монастыря из немецкой земли были уже привезены колокола — два «улья» и две «сахарные головы» [29] Сахар вырабатывался в виде конусообразных глыб (голов). да десяток мелких — ради затейливого звона. Советовала также Марья выписать колокольных мастеров и лить колокола здесь же, обучая своих людей этому искусству, чтобы колокол был в каждой церкви и услаждал слух и душу божественным звоном вместо грубых ударов железного била, что нынче разносятся над многими храмами в дни праздников.

Мастеров — за большую плату — нужно было выписывать из земель бенедиктинского ордена, города вольных ремесленников Рейхенау. Дело это было долгое. Всеволод велел закладывать в Дмитрове церковь святого Димитрия Солунского, деревянную, потому что каменную пока не осилить, да и некогда.

Миновало лето в хлопотах и ожидании.

В Новгороде все также шло своим чередом. Не дождавшись войны от владимирского князя, новгородцы вышибли Ярополка из города и на большом вече на Ярославовом дворище сильно ругали и тысяцкого Милонега, ставя ему теперь в вину то, на что сами недавно подвигли его: принятие крестного целования от Ярополка и размирье с великим князем.

Ярополк снова сел в Торжке. Милонег, не желая единолично отвечать перед Новгородом и опасаясь немилости князя Владимирского, обратил свой взор на смоленских князей. Хитрый и опытный Милонег давно уже склонялся к тому, чтобы встать под руку этого влиятельного и сильного рода, перед которым к тому же не был ни в чем виноват. Правнуки Мономаховы, внуки Мстислава Великого, — Рюрик Ростиславич, сидевший сейчас в Киеве, выгнав оттуда Святослава, Роман Ростиславич, князь Смоленский, и братья их, Давид и Храбрый Мстислав — чем не защита Новгородской земле?

Милонег сам поехал в Смоленск и выпросил у Романа посадника в Новгород. Посадник — это еще не князь, но, будучи посажен рукой смоленского князя, послужит великой цели — охладит пыл князя Всеволода, власти которого Милонег боялся.

Обратно в Новгород посольство вернулось с ближним боярином Романовым, Завидом, его Роман назначил своим посадником.

Милонег был доволен. Он верил, что владимирский князь теперь не поднимется на Новгород, потому что не захочет портить отношений со смоленскими князьями, а значит, и его, Милонеговой, судьбе ничто не угрожает. Как все власть имущие, тысяцкий постоянно опасался всевозможных врагов и первого врага видел в князе Всеволоде. О своем благе Милонег заботился гораздо больше, чем о благе родной земли.

Если бы кто-нибудь сказал тысяцкому Милонегу, что великий князь не только не держит на него зла, но даже и не вспоминает о нем вовсе, вот бы он удивился!

А князь Всеволод, забыв о Новгороде, ожидал рождения сына. Долгие вечера, а иногда и целые дни напролет просиживал он с княгиней Марьей, молясь вместе с ней, просто разговаривая, иногда шутливо, а иногда и без шуток прося ее родить именно мальчика. Княгиня была совсем не против этого, ей и самой хотелось родить нового великого князя, тем более что две дочери у нее уже были. В этот раз должен был родиться мальчик: так выходило по всем признакам — живот огурцом, выпирающий вверх, младенец в животе толкается упорно, бьет правой ножкой, и левой тоже, в общем — обеими ножками. Ну, значит — мальчик.

Поздней осенью Марья родила. Теперь дочерей у великого князя стало три. Девочку назвали Верхуслава.

Начиналась зима, осеннюю грязь сковало морозами, медлить с походом стало позорно, и Всеволод с большой дружиной двинулся на Торжок, где по-прежнему злодей Ярополк сидел князем, а значит, представлял угрозу спокойствию владимирских и суздальских земель.