Юлия Андреева - Ирод Великий

Это было правило, отменить которое не мог ни один из «Черных пауков», ни даже все они вместе взятые. Может погибнуть опекун, гонец или даже сам хозяин и заказчик, но шпионская сеть – это именно сеть. Тут же начинают проявляться, подниматься из глубин строжайшей тайны не заметные прежде звенья, новые или хорошо забытые персонажи. Сеть восстанавливает самою себя, выгибаясь и спешно заменяя испорченные фрагменты. И вот уже она снова сильна и прочна, гибка и надежна.

Шпион может получить новое задание, начать молиться другому идолу, может, если получится, полностью измениться, но он все равно останется при деле. И это дело сделается целью его жизни.

Возможно, убеги я от Ирода и явись к Марциалию Нунне, тот и счел бы мое поведение уместным, признав, что я спасал свою жизнь, но, скорее всего… нет! Я не имел право не использовать свой последний шанс выжить и выполнить задание.

Я остался.

Объяснив кое-как Саломеи причину моего отказа спасаться бегством, я в последний раз обошел крепость, в надежде все-таки отыскать Аппия Плавта и потолковать с ним, но снова потерпел поражение, а когда вернулся, бросившаяся к моим ногам рабыня поведала, что госпожа была спешно вызвана к царю, где, по всей видимости, пребывает доныне.

Понимая, что невозможно откладывать и далее разговор с Иродом, я отправился прямиком к нему, застав выходящую из личных покоев царя царицу Мариамну. При виде меня Хасмонейка невольно отшатнулась, отчего я сделал вывод, что она выполнила обещание рассказать Ироду о моих отношениях с его сестрой. Так что теперь, мне не оставалось ничего иного, как немедленно упасть к ногам царя, умоляя его отдать мне Саломею законной супругой.

Но сразу же попасть к царю не получилось, так как именно в это время он давал аудиенцию своей сестре. Молодой и услужливый нотарий попросил обождать, обещав доложить Ироду обо мне, как только тот позволит ему войти. Рядом со мной в просторном атриуме Ирода дожидались приехавший с Саломеей из Идумеи воевода Костобар, брат Ирода Ферора, а так же несколько офицеров из личной охраны царя и пара придворных, имена которых я уже и не вспомню.

Дабы мы не истомились в ожидании, сомлев от жары и безделья, проворные служанки то и дело обносили нас прохладными напитками, безропотно соглашаясь обмахивать желающих опахалами, или принести чаши для умывания. Когда царь заседал со своими вельможами в большом зале, который был оборудован, как внутренний садик с водоемом и крошечными водопадиками, приемная зала, тоже представляла из себя садик поменьше, в котором было не столь душно, как здесь. Меж тем из зала, в котором Ирод беседовал с Саломеей, неслышно вышли несколько слуг, не разговаривая ни с кем, проворные точно тараканы, они выскакивали от царя, и тот час устремлялись, каждый в своем направлении. От чего на душе сделалось тревожно. Вскоре, однако, те же расторопные слуги вернулись обратно, то и дело, кланяясь, забегая вперед и заглядывая в глаза тем, за кем их посылали. Первым в темно-синим ефоде с всклокоченными, как у дикого человека волосами, на царев зов явился Ферора. Ох, и не люблю же я его. За ним следовал сын покойного Фасаила Фазаель, которого Ирод хотел оставить заложников в Арабском царстве. Сейчас, Фазаелю было около семнадцати. Это был стройный, тонкий юноша с прекрасными волосами и глазами юного разбойника.

При появлении брата и племянника царя все тот час повскакивали со своих мест. Ферора попытался, было отвернуться по своему обычаю, не отвечая на приветствия, и пытаясь пройти к Ироду, но тут же перед ним возник здоровенный охранник. Выше самого высокого из нас, этот колосс, возвышался над собранием, надменно скрестив на груди руки, и отказываясь пускать кого-либо до тех пор, пока царь сам не велит открыть двери.

– Египетская образина, и что тебе не подпиралось потолки в твоей вонючей Александрии? – Уперев руки в бока, Ферора оглядел стражника с ног до головы. Египтянин излучал олимпийское спокойствие. Его блестящие глаза, казались стеклянными. – С чего интересно моему брату пришла фантазия притащить из Египта эдакую статую? Эй, египетская сволочь, ты хоть по-человечески говоришь, или нет?

– Говорю. – Здоровяк еле заметно кивнул Фероре, не выказывая ни раздражения, ни раболепия.

– В вашем Египте молятся ублюдочным богам. – Ферора вперил в великана полный злобного любопытства взгляд, на всякий случай, отступая на шаг.

Возвышающийся в дверях стражник не повел и бровью, как будто не его богов ругали, а может, поступив на службу к Ироду, он поверил в бога евреев?

– Ублюдочные боги. – На всякий случай повторил Ферора.

Страж молчал.

– Результат блуда египетской бабы с кобелем – человек с собачьей головой. Раз! Выблюдки с головами сокола и кошки… Ты понял, что я тебе объясняю, что втолковываю?

Египтянин оставался безразличным.

– Ты вообще кто? – Не выдержав, заорал Ферора.

– Новый царский спальничий. – В глазах гиганта не было ни раздражения, ни обиды, ни даже досады на приставшего к нему вельможу.

– Спальничий, стало быть, ты без яиц! – Ферора громогласно засмеялся, несколько человек поддержали его чуть слышными смешками. Шутка ли сказать, за дверью царь!

– Евнух. – Спокойно поклонился Фероре спальничий.

– Ах, евнух… ну, раз ты евнух, то считай, что и не мужик. – Ферора сделал вид будто бы хочет уйти, шаг в сторону, чтобы усыпать бдительность противника, быстрый разворот и головой в живот. Раз!

Великан охнул, но вопреки ожиданию не согнулся от боли, зато сам Ферора ударившись о каменный живот противника, звучно плюхнулся на задницу, как тряпичный мячик от стены отскочил. Любо дорого глядеть, как невежу и грубияна наконец-то боги покарали. Отменное зрелище! Сидит на полу царев брат, головушку свою непутевую ручонкой поддерживает, а левой задницу, ушибленную при падении, трет. Поделом.

Придворные обменялись быстрыми понимающими взглядами. Зардевшийся от стыда, за поведение скандального дядюшки, юный Фазаель бросился поднимать упавшего, несколько человек кинулись помогать. Но куда там. Оправившись после потрясения Ферора гневно отталкивал протянутые ему руки, ругаясь и осыпая окружающих проклятиями.

За всей этой возней никто не заметил, как слуги привели одетую во все черное Кипру с дочкой Фероры, Александром и Аристобулом. Должно быть, они играли где-то все вместе, потому как Мариамна появилась совсем из другого коридора, сопровождаемая матерью. Вид у обеих был возбужденно-заговорческим. Обе делали неуклюжие попытки не смотреть в мою сторону, и у старой и у молодой это скверно получалось, так что я то и дело ловил на себе колкие внимательные взгляды Хасмонеек.

Прошла целая стража, прежде чем царь закончил свои переговоры с сестрой и нас всех, то есть, сначала членов семьи, а потом уж придворных, пропустили в зал. В тревоге я смотрел то на Ирода, то на Саломею, отмечая, что моя возлюбленная недавно плакала, должно быть выслушивала упреки старшего брата. Во всяком случае, глазки царевны совсем недавно явно были на мокром месте, а щеки пылали так, словно она только что выдержала сражение, не успев, как следует отойти от него.