Ефим Курганов - Забытые генералы 1812 года. Книга вторая. Генерал-шпион, или Жизнь графа Витта

А сейчас позволю себе одно маленькое отступление.

В первых числах октября 1811 года Варшаву прибыл инкогнито, с тайным визитом, новоиспечённый полковник Мишо (в будущем граф российской империи и генерал-адъютант) – в ту пору он состоял в свите Его величества Александра Павловича по квартирмейстерской части.

Остановился Мишо у нас, в особняке Валевских, под видом пьемонтского путешественника (он и был родом из Пъемонта).

Истинной цели своего визита Мишо никоим образом не разглашал, отделываясь разного рода фантазийными объяснениями. Soit!

На сей раз истину открыла обычно малословоохотливая мадам Вобан.

Наконец-то я с величайшим трудом и после многократнейших усилий добился от неё полнейшей физической взаимности. И вот посреди самых настоящих любовных утех, мадам Вобан вдруг чрезвычайно игриво округлила живые игривейшие свои глазки, даже подмигнула, а затем шепнула мне на ушко:

«Ян (в герцогстве я фигурировал как Ян), душка, могу тебя сильно изумить. Знаешь, что предложили на днях князю Юзефу?! Ты не поверишь никогда. Император Александр предложил перейти ему на русскую службу…»

Вот это была новость! И тут-то я и понял, зачем прибыл в Варшаву полковник Мишо. Я догадывался, что он прибыл от нашего государя. Но не знал, с какою целию.

Но мадам Вобан ещё не окончила своё феноменальное признание: она только начала его, самое пикантное припрятав под конец:

«Князь ответил весьма уклончиво, но он не примет сего предложения. Более того, он известил уже обо всём французского императора».

При этих словах мадам Вобан засмеялась, обвила мне шею лебедиными своими ручками и подарила один из нежнейших поцелуев.

Мадам Вобан явно гордилась своим покровителем, а для нас сообщённая ею новость была очень даже грустная. Выходит, теперь Боунапарте уже точно знает, что не только он, но и мы готовимся к новой войне, и уже не на жизнь, а на смерть.

Мишо я ничего не рассказал, но быстренько сочинил докладную записку, слетал в Радзивиллов, вручил почтмейстеру Гирсу, а тот уже переправил срочный мой пакет в Вильну, к Барклаю.

Между прочим, князь Юзеф Понятовский был ведь очень давним врагом российской империи. Ещё при Екатерине Великой он воевал с нами, и успешно. Потом император Павел, желая задобрить князя и насолить покойной матушке своей, произвёл его в российские генерал-поручики, но Понятовский отказался. То была самая откровенная оплеуха, нанесённая нам. В октябре же 1811 года сыну Павла была нанесена оплеуха хоть и не публичная, но весьма обидная и с последствиями.

Полковник Мишо узнал о досаднейшем провале своей миссии уже в Санкт-Петербурге, когда государь показал ему моё послание к Барклаю.

Князь Юзеф Понятовский, как я уже подчёркивал выше был военным министром герцогства. Но одновременно он ещё возглавлял все военные силы герцогства, был главнокомандующим. В этом качестве своём он проявлял совершенно особый интерес к разведочной деятельности, и даже более того.

Понятовский, явно превышая свои полномочия польского главнокомандующего, курировал и даже самолично засылал лазутчиков на глубинные территории Российской империи.

Я доподлинно знал, что планы сих экспедиций он разрабатывал совместно с самим Боунапартом. Во всяком случае, французский император в том или ином виде знал обо всех этих планах, и они были им одобрены. Вообще предлагать князю Юзефу перейти на русскую службу – было верх легкомыслия. Он был заклятый наш враг, и было ясно, что все подчинённые ему войска при начале боевых действий вольются в армию Боунапартия.

Кто и с какою целию засылается к нам – вызнать об этом было совершенно необходимо, и тут уже мадам Вобан явно не могла помочь. И всё же сия прелестнейшая особа и в данном случае оказала и мне и империи Российской неоценимую услугу, и вот какую.

Мадам Вобан всё более привязывалась ко мне, много, нежно и подолгу стала ворковать со мною. И вот как-то в её капризной болтовне я различил одну мало значащую как будто фразу, которая очень даже привлекла моё внимание. Вот что именно сорвалось с чудных губок моей новой избранницы: «Дружок, Янек, ты всё-таки такой милый. А вот Юзеф совсем отбился от рук, и даже совсем чепуховые мои просьбочки перестал исполнять. Представляешь?»

«О чём же ты просила его, как всегда, о чем-нибудь невозможном?» – со смехом спросил я.

«Ну что ты, Янек. Я просила о сущей-сущей чепухе. Понимаешь, к нам зачастил с некоторых пор один препротивнейший субъект – пан Ян Володкевич. Ну и что, что он генерал, ну и что, что он известен хорошо самому императору! Я не желаю его видеть у себя в гостях. Но князь стал такой противный: ни в какую, и всё тут. И Володкевич каждый день у нас».

Message, посланный мне прелестною мадам Вобан (случилось это в последних числах ноября 1811 года), я оценил в полной мере и сделал соответствующие выводы.

Переговорив с задушевным другом моим графом Михалом Валевским, и сказав, что я ревную к генералу Голодкевичу, ухаживающему будто бы за мадам Вобан, попросил графа приглядеть за сим Володкевичем. Граф с удовольствием согласился и вскорости доложил о своих результатах.

Оказывается, пан Володкевич каждый вечер, с семи до одиннадцати часов, проводит в особнячке мадам Вобан; правда, там эти часы неизменно проводит и князь Понятовский. «Так что причин для волнений нет никаких: успокойся!» – присовокупил к своему рассказу Валевский. И ещё он поведал, что Володкевич никогда не расстаётся с объёмистым портфелем, выделанным из яркой светло-жёлтой кожи. Это уже было важно, и даже очень.

Через пару дней я ловко разыграл пред графом Михаем приступ ревности и заверил его, что в жёлтом портфеле пана Володкевича непременно должны находиться любовные записочки его к мадам Вобан. Я попросил графа раздобыть мне сей портфель, дабы убедиться: его содержимое заключает в себе признания влюблённого генерала.

Валевский обещал мне оказать всемерное содействие. И вот числа, кажется, пятнадцатого того же ноября месяца, он, прихватив с собою слугу своего англичанина, отлично боксировавшего, подкараулил генерала Володкевича, поздно ночью выходившего из особняка мадам Вобан. Генерала порядком поколотили, а портфель был доставлен мне.

На следующий день граф Михай спросил у меня: «Ну, что, она и в самом деле вам изменяет?» Я отвечал, что граф был, видимо, прав – искомые записочки обнаружен не были. «Ну, вот видите» – отвечал Валевский, а потом шутливо осклабился: «Может, теперь поколотить князя Понятовского? Имейте в виду: я готов».

Вообще, мне кажется, Валевский каким-то образом догадывался о двойном характере деятельности моей в герцогстве, но никаких подтверждений на сей счёт у меня не было и нет.