Сергей Мосияш - Святополк Окаянный

— Неужто это он?

— Он, мать, он.

— Из Вышгорода такое пламя виднелось, жутко. Думали, весь Киев горит.

— А ведь он родился здесь. И вот родного гнезда не пожалел.

— Ох, нехорошо, нехорошо, — вздохнула Арлогия.

— Чего уж тут хорошего, княгиня. Значит, договорились? Как увидишь Святополка, уговори его. Неужто он мать не послушает?

— Хорошо, Ярослав, я попробую. Но и ты его не обмани.

— Да ты что, мать? Вот тебе крест, я его и пальцем не трону, ежели, конечно, он снова сам не начнет. Вот с Борисом видишь же: кто начал? Он. И то я хочу звать его мириться, вон поджигателя-печенега даже живота не лишил, хотя он и заслужил это. Хочу его к Борису послать. А Святополку скажи, ежели пожелает, я ему могу Новгород уступить. Пусть подумает.

Ярослав проводил мачеху до крыльца с наивозможным вниманием и приязнью и при ней же наказал дворскому помочь ей выехать в Туров — «в свое княжества» и выделить для того лучшую телегу и хорошую охрану.

Арлогия знала истинную цену этим обещаниям в отношении сына, именно на такие сладкие приманки когда-то и попался ее муж и погиб. Она видела Ярослава насквозь, но ничем себя не выдала. Наоборот, предстала перед ним этакой простушкой, с милой детской непосредственностью верящей в добрые сказки.

— Ну, как старуха? — спросил Эймунд князя.

— Со старухой у меня все сладилось, — отвечал Ярослав. — Дело за сыном. Это будет понадежней твоей ловушки. А главное, обойдется без дыма и огня.

Ярослав щедро заплатил новгородской дружине и отпустил ее восвояси, каждый новгородец получил по десять гривен, смерды по одной. Отпуская их, скрепя сердце подтвердил свое обещание не брать с Новгорода выход, хотя именно сейчас ему позарез были нужны куны. И не только на содержание варягов. Надо было отстраивать сгоревшие в пожаре церкви и быть готовым к новому нападению братьев-соперников.

Ярослав еще не чувствовал себя твердо в Киеве, хотя первым же шагом своим — прощение пленных — привлек на свою сторону большинство киевлян. Хитрец знал, завтра эти пленные могут его ратниками стать. Еще неизвестно, кому было выгоднее это «прощение» — киевлянам или самому князю. Может, ему-то оно и было нужнее.

Пока братья живы — будет шататься под ним киевский столец, именно поэтому он не хочет забирать из Новгорода жену Ингигерду, окрещенную Анной. Да и к тому же она беременна, а в таком положении княгине волнения и переполохи вроде киевского пожара ни к чему. Перед самым отъездом новгородцев Ярослав призвал к себе Вышату.

— Знаешь что? Увези-ка ты в Новгород эту драгоценность, жену Святополкову.

— Почему? — удивился тысяцкий.

— От греха подальше. Вон видишь, из-за Борисовой бабы пол-Киева выгорело.

— Думаешь, Святополк напасть решится?

— Ежели б только Святополк, она же дочь Болеслава. А этот поляк посерьезней, однако, будет. Этот драться умеет. Поручи ее заботам посадника, да предупреди, что заложница она, пусть не прозевает, как мы прозевали Борисову. Только этак я пока и смогу Болеслава за горло держать.

Ушли новгородцы, увезли с собой полонянку княгиню Ядвигу.

Киев зализывал раны. С утра до вечера стучали топоры на бывшем пожарище, отстраивались церкви, сгоревшие при набеге печенежском. Рубились новые клети, амбары, терема. Целая свора данщиков разъехалась по княжеству сбирать ежегодную дань для великого князя. Самому Ярославу Владимировичу уезжать из Киева было нельзя, потому что город все время жил под страхом нового нападения и не спешил меч на стену вешать.

Вначале зимы наконец выяснилось, что Святополк в Польше готовит поход на Киев. Ярослав собрал вятших людей для совета, сообщил о нависшей над ним опасности, спросил:

— Ну так что ж делать будем?

— Надо бы упредить его — по весне выступить к Берестью, — посоветовал Будый.

— Но с ним наверняка в союзе будет Болеслав, — заметил Блуд.

— Не то что в союзе, а Болеслав будет во главе, а это вам не Святополк, — сказал Анастас. — Чехию вон заглатывал, не давился. Кабы не германский император, ее бы уж и в помине не было.

— А может, и нам того императора в союзники призвать? — предложил Будый.

Эта мысль воеводы понравилась Ярославу. Надо было снарядить посольство. Но кого послать? Киевлянам он не доверял. Они еще вчера служили Святополку и по пути к императору могли вполне заехать в Гнезно к Болеславу и рассказать обо всем. Нет, киевлянина посылать нельзя. Надо снаряжать новгородца. И Ярослав послал гонца в Новгород за Вячкой, вполне понимая, что казначей явится не с пустыми руками. В письме к Вячке он так и написал открыто: «…прихвати с собой кун довольно, дабы ты, как мой посол, не ударил лицом в грязь перед императором».

Вячко не ударил лицом в грязь и перед Ярославом Владимировичем, привезя ему пятьсот гривен, которых хватило бы и на три посольства. Вот что значит преданный человек.

— Как, бояре-то не топырились? — спросил его Ярослав.

— Топырились, конечно. Где, мол, его слово? Выход простил, а сам опять кун просит.

— А ты?

— А я говорю, разве он куны просит? Ему надежный посол нужен к императору. Он лишь на нас положиться может, дурни. Вот и просит снарядить посольство.

— А что посадник?

— Константин Добрынич тоже меня поддержал, сказал: пятьсот гривен — это не две тысячи.

Но особенно порадовал Ярослава Вячко тем, что, помимо кун, привез с собой шубу соболью в подарок императору.

— Ай, молодец! Ай, умница! — радовался князь, готовый расцеловать казначея за догадливость.

И даже в сопровождение Вячке князь не дал ни одного киевлянина, выделив ему для этого тридцать варягов, вооруженных до зубов и готовых всегда вступить в драку.

Уехал Вячко по снегу, а воротился в весеннюю распутицу, похудевший, загорелый, и привез хорошие новости.

— Германский император Генрих Второй обещал тебе, князь, помощь против Болеслава.

— Как он принял тебя?

— Принял хорошо. Шубу взял, она ему очень понравилась, велел передать тебе за нее благодарность, а главное — поздравления с вокняженьем в Киеве. И сказал, что в его лице русский князь всегда найдет поспешителя в борьбе с этим польским толстяком. Он так Болеслава назвал…

— Хорошо. — Ярослав потер руки и взглянул на своих советников. — Император признал законность моих прав на великое княженье. Это очень хорошо, Вячко. Как он обещал помочь мне?

— Он сказал, чтоб ты ныне, князь, в червень [117] Червень — июнь. выступил к Бугу, туда подойдет император, и вы вдвоем выпустите из толстяка дух.

— Он еще и шутник, — засмеялся Ярослав.

— Он сказал, что Болеслав этот у него уже в печенках сидит и он даже рад, что нашел себе союзника в лице киевского князя. И он послал тебе подарок.