Анатолий Субботин - За землю Русскую

— Не сладкое ты слово молвил, паробче, бе-да-а!

— Сказывают; велико нынче войско у лыцарей… Надёжа Пскова на помощь Великого Новгорода.

— Злой народ латинские лыцаришки, — подумав, промолвил обозный. — Не унимаются. На Руси-то, знать, всем придется браться за топоры. Лукмашка, слышал, что человек молвил? — Мосей обернулся к сыну. — . Никак тебе идти в войско.

Лукмашка встал, потянулся. Володша залюбовался его высокой, складно сложенной фигурой.

— И пойду, татко, не устрашусь, — произнес он. — Не на задворках живу.

— Слышал, сынок мой что молвил? — довольно усмехнулся Мосей. — В тоегодний мясоед оженил его. Бабу взял хорошую, огонь! Ладно живут.

Владычные служки зажгли свечи в Грановитой. Собрались в палату старые посадники и тысяцкие, кончанские и уличанские старосты, старосты гостиных и ремесленных братчин. Владыка Нифонт известил всех и позвал на совет.

Непривычно старым боярам многолюдство в совете господ. Точно и не совет нынче. В ожидании Нифонта вспоминается боярам выход в Грановитую покойного владыки. Введут его, поддерживая под плечики, черные попы… Муха не пролетит в торжественной тишине. Медленно-медленно поднимутся темные крылья владычной мантии, благословляя совет, и тонкий, высокий голос, словно внезапно вспыхнувший свет, озарит палату.

При владыке Нифонте не стало прежнего благолепия. Опередив черных попов, он, без их помощи, просто и неожиданно взошел на владычное место и, не садясь, поднял руки со сложенными двоеперстиями.

— Во имя отца и сына… — возгласил скороговоркой, не повышая голоса. — Начнем совет, мужи, — продолжал он. — Со тщанием и мудростью молвим слово свое, и будет слово ваше словом Великого Новгорода.

— Князю быть бы в совете господ, владыка, — подал голос боярин Никифор Есипович. — Ладно ли ему в стороне-то?

— Князь Александр не в стороне от совета, болярин, — сухо, прежней скороговоркой, рассеял Нифонт недоумение Есиповича. — Княжей просьбой созван совет.

…Александр собрался в Грановитую, но на выходе его задержал Гаврила Олексич.

— Гонец из Пскова, княже, — войдя в горницу и не скрывая тревоги, сказал он.

— Где гонец и что он сказывает? — спросил Александр.

— Велишь позвать?

— Зови!

Александр опустился на скамью. Олексич вышел и скоро вернулся, пропустив впереди себя псковича. Переступив порог, молодец остановился, склонил голову.

— Подойди, паробче! — велел Александр. — Какие вести шлет Псков?

— Выслушай, княже…

Гонец приблизился. Теперь, когда свет озарил его, строгое выражение сбежало с лица Александра. Он улыбнулся.

— Володша Строилович! — перебил он речь гонца. — Рад видеть тебя на Новгороде. Гостем велишь себя величать или не до гостьбы молодцу?

— Тяжко во Пскове, княже, — ответил Володша. — Как уходил я, ливонское войско снова подступило к рубежу нашему у Талабского озера. Не стоит ли оно теперь на Завеличьем поле?

— Правду молвил? — нахмурясь и как бы не веря тому, что услышал от Володши, промолвил Александр. — Кто видел ливонцев на рубеже?

— Наши жители, которые прибежали в Псков от озера, и сторожи и с рубежа дали весть. Идут ливонцы и конно и пешо.

— Удержат ли псковичи город, если подступят к стенам его ливонцы? Вывелись ли на Пскове изменники-переветы? Что ты молвишь, Володша?

Александр спрашивал, не повышая голоса, нахмуренное лицо его было спокойно, только синие огоньки то вспыхивали на миг, то гасли в потемневших глазах.

— Весь Псков поднялся, княже, противу ливонцев, — отвечая, Володша, как бы стыдясь за старое, опустил глаза. — Но устоим ли перед силой? Вече сказало: молить Великий Новгород и тебя, Александр Ярославич, приди на помощь!

Дожидаясь князя, бояре в Грановитой перекидывались редкими словами. Владыка Нифонт, обеспокоенный тем, что Александр не пришел вовремя, как обещал, велел ближним попам послать отрока на княжий двор, проведать — где князь? Отрок встретил Александра в пути и, не задерживаясь, вернулся в Грановитую с вестью. Узнав, что князь близко, владыка приподнялся.

— Князь Александр Ярославич жалует, мужи!

Вступив в палату, Александр на миг задержался у входа. Словно и его поразило многолюдие собравшихся. Следом за князем в палату вошли боярин Федор и Гаврила Олексич.

Поднявшись к княжему месту, Александр не опустился на него. Обрамленное вьющейся бородкой лицо было серьезно. В красном коротком кафтане с золотым поясом и в круглой, опушенной черной куницей, княжей шапке, с тульей того же цвета, что и кафтан, Александр стоял, опираясь о столец, как бы спрашивая взглядом сидевших на лавках бояр: будет ли то, что скажет он, словом совета?

Тихо стало в Грановитой. Тревожило всех — о чем молвит Ярославич: о делах ли вотчинных, о своих ли обидах? Знают нынче новгородцы крутой, не признающий преград, характер своего князя. Сломал он старые боярские обычаи, которыми уставлено было жить князю в Новгороде на дар с волостей, указанных в ряде, и ведать войско. Александр судит суд без посадника, на своей воле; даны ему вотчины в Новгородской земле, и сам он, указом своим, отписал в княжие вотчины земли на дальнем Терском берегу; дворских людей своих ставит в волости на кормление воеводами.

— Мужи новгородские! — прозвучал наконец его голос; и в том, как это молвил Александр, в еле заметном движении руки, во взгляде его чувствовалось то особое выражение сознания силы своей, которое присуще людям ясного ума и твердой воли. — Видел я нынче гонца из Пскова и слышал его речь, — продолжал он. — Тревожна она. Войско латинских крестоносцев вновь у Завеличьего поля. Псковичи взяли оружие. И нам, мужи, пора вспомнить о враге. Сложим руки — ждать нам тогда к рождеству, а может и раньше, голодных лыцарей у Кромного города. Волею Новгорода собирал я рать, был во Владимире у великого князя с докукой о помощи против латынян. Полтысячи конных воинов отпустил со мной из Владимира князь Ярослав. Воеводы Домаш и Кербет идут с Переяславским полком; на пути к Новгороду владимирское пешее войско с братом Андреем Ярославичем и воеводой Чукой. Идут с Низу подводы с хлебом. Остановить ли нам вражеские полки на рубеже, как делали встарь, или войску нашему, переступив рубеж, гнать латынян и иссечь их на их же земле? На то, мужи, будет ли слово и воля Великого Новгорода?

— Княжее слово — наше слово, мужи, — поднялся с лавки боярин Сила Тулубьев. После недавних походов к Копорью и Пскову посажен Тулубьев тысяцким на Новгороде. — Переступят рубеж латыняне — разорят погосты и городки, прольют кровь мужей наших, сожгут зажитья и полон велик угонят.

— На моей памяти который уж раз изгоняем лыцарей, мир свой им даем, а они, как мухи на межени — гонишь в дверь, они в окошко, — не обращаясь ни к кому, словно бы говоря сам с собой, вздохнул Водовик. — Недавно, когда в вотчинке моей на Маяте…