Антон Хижняк - Даниил Галицкий

— Слышите, — сказал, прислушавшись, — какой гомон стоит на Днестре?

Кончился лес, вышли на опушку. Твердохлеб ускорил шаг, Лелюк не отставал от него.

Вдоль обоих берегов стояло по пятьсот ладей: на правом берегу — галицкие, на левом — Волынские. Первые ладьи были у пристани, а последние терялись вдалеке. Возле каждой ладьи по десять воинов.

К пристани подошли Василько Романович, Юрий Домажирич и Держикрай Владиславович, бояре. Воины были на своих местах — вчера строгий наказ давали воеводы. И хотя было еще рано, но людей собралось много — пришли жены, родители и дети воинов. Каждый десяток был окружен родственниками. Заплаканная Татьяна поддерживала Ольгу. Твердохлеб и Лелюк молчали. Смеливец вытирал глаза. С грустью посматривал он на стройного воина Лелюка, который шептал что-то Петру.

— Лелюк! — начал Смеливец, и голос его задрожал. — Лелюк! Бей врага! Если б Иванко был жив, и он пошел бы с вами.

Услыхав имя Иванки, Татьяна зарыдала. Смеливец бросился к ней.

Но в этот миг Василько Романович махнул рукой, и воины начали рассаживаться в ладьи. Заплакали женщины и дети. Ольга обняла Лелюка за шею и не отпускала. Твердохлеб отвернулся. Жена так рыдала, что он сам еле сдерживал слезы. Лелюк, не зная, что делать, поглядывал на товарищей, вскочивших в ладьи, и пробовал разнять руки матери. Но Ольга еще крепче сжала его в своих объятиях. Твердохлеб подошел, отстранил жену, взял ее за руку.

— Ну, что ты? Послушай, что Василько Романович молвит.

Их ладья была в первой сотне, и слова воеводы Василька они отчетливо слышали:

— Вы идете в поход за Русскую землю… — Ветер относил отдельные слова. Твердохлеб слушал рассеянно: рядом с ним рыдали Ольга, Татьяна и Людомириха. — …чтобы враг неведомый, тоурмены, не взял нас в полон… Чтоб ни мы, ни дети наши не жили в неволе иноземной…

Твердохлеб прикоснулся к плечу Ольги.

— Отпусти Лелюка. Смотри, он белый как снег, сейчас упадет.

Ольга, всхлипнув, вытерла слезы и погладила Лелюка по лицу.

— Что с тобой, сыночек?

— Ничего, мамо.

Он обнял ее, трижды крепко поцеловал и прыгнул в ладью. Обняв и поцеловав Ольгу, вслед за ним в ладью шагнул и Твердохлеб. Людомириха еще не отпускала Петра. Она не плакала, но все время повторяла:

— Вернись, сынок! Вернись, сынок!..

— Вернусь, мамо! — сдерживая слезы, дрожащим голосом ответил Петро и, в последний раз поцеловав мать, пошел к товарищам.

Юрий Домажирич и Держикрай Владиславович подошли к своим ладьям и одновременно взмахнули рукой. На ладьях воевод взвились красные стяги. Воеводы сели, и их ладьи тронулись. За ними медленно поплыли другие. А по берегу бежали люди и провожали родных напутственными словами:

— Счастье с вами!

— Возвращайтесь здоровыми!

— Бейте врага!

— Тато! — звенел детский голосок. — Приезжай!

Девушки бросали венки цветов вослед своим суженым — пускай плывут с ними, веселят сердца.

Галичане и волынцы отправились в неведомый путь.

Никогда не был Мефодий в этих степях. И если бы не половчин, блуждал бы он, не зная, куда ехать. Маленький, юркий, как кошка, половчин уверенно показывал путь. Уже несколько дней прошло с тех пор, как переправились они через Днепр, и непривычно было для Мефодия видеть незнакомый край — вокруг, куда ни кинешь взор, раскинулись степи. Не раз вспоминал он о дремучих волынских лесах. Там можно ехать спокойно — всегда успеешь скрыться от врага: и он тебя не увидит, и тропинку, едва заметную, быстро найдешь. А тут, в степи, равнина, и оттого не по себе становилось Мефодию.

Рано утром, сразу после восхода солнца, Мефодий и половчин вскочили на коней и тронулись дальше. Солнце припекало немилосердно, пожелтевшая трава никла к земле. Мефодий посматривал на небо: хотя бы маленькая тучка появилась! Разморенный Мефодий дремал. Половчин ехал молча, ему тоже надоело блуждать по степи. Всадники въехали в балку, здесь было прохладнее. И кони взбодрились.

— Выедем из балки, — сказал половчин, — и отдохнем — там вода есть.

Мефодий обрадовался: балка вот-вот должна кончиться. Но что это? Он падает с коня. Неужели конь ногой в яму попал? Мефодий оставил повод, чтобы посмотреть, что случилось с конем, и почувствовал, что он в аркане. Падая с седла, Мефодий услышал, как завизжал половчин. Хотя Мефодий и сильно ударился о землю, он все же мгновенно вскочил и хотел бежать, но через два шага снова упал со всего размаха — его удерживала веревка. Вскочив во второй раз, он увидел — невдалеке от него стоит низенький человек и держит в своих руках конец веревки. Этот человек улыбался, оскалив желтые зубы; его маленькие глазки сверкали хищной радостью. Обнаглевший монгол издевался над пленным. В голове Мефодия мелькнула мысль: «А вдруг один?» — и Мефодий, выхватив меч, бросился на него. Монгол начал отходить. Но Мефодий не видел, что сзади и сбоку появились монголы, набросили на него еще одну петлю и связали руки.

Монголы приблизились к Мефодию и с любопытством рассматривали его, переговариваясь на своем, непонятном для Мефодия языке. Мефодий попытался было рвануться в сторону, но монголы крепко держали его на аркане. Побаиваясь его богатырской силы — Мефодий был намного выше самого большего из них, — монголы на всякий случай связали ему и ноги. К Мефодию приблизился высокий оборванный человек со скрученными за спиной руками и заговорил на русском языке:

— Скажи, откуда ты?

Половчин уже лежал рядом с Мефодием, тоже связанный, и успел шепнуть ему:

— Это бродник Плоскиня, я видел его у нашего хана.

Мефодий не отвечал. Плоскиня подошел к нему поближе и ударил ногой в бок.

— Ты, бревно дубовое, почто не отвечаешь, когда тебя спрашивают?

— А я не знаю, кто ты такой, — почему же я буду отвечать?

— Откуда пришел и куда идешь? — уже ласковее спросил его Плоскиня.

— Ехал я степью, а степь большая, — ответил Мефодий.

Монголы прислушивались к разговору, и один из них спросил что-то у Плоскини. Тот ответил ему. Мефодий не понимал, о чем идет речь, но догадывался, что говорили о нем.

— Скажи, откуда ты и кто тебя послал, тогда тебе руки развяжут и отпустят, — обратился Плоскиня к Мефодию.

— А никто меня не посылал, я ехал по степи на охоту.

Монгол снова что-то сказал Плоскине, а затем отдал приказание. Мефодия схватили, положили на коня, привязали, и отряд поскакал на юг.

Если бы Мефодий и его спутник половчин внимательно смотрели вокруг, то они не попали бы в ловушку, они заметили бы, что монголы еще с утра охотятся за ними. Было их не более десяти человек, и они не решались вступать в открытый бой с неизвестным русским воином. Они скакали поодаль и устроили засаду при выходе из балки. Теперь они мчались к старому Субудай-богатуру, давшему строгий наказ во что бы то ни стало поймать кого-нибудь из русских и привести к нему. Монголы весело разговаривали между собой, подгоняя коня с привязанным Мефодием.