Антон Хижняк - Даниил Галицкий

Бурей прошел Батый. Все разрушили на своем пути татары. Но теперь татар нет, и галичане снова принялись за дело. Да только вот бояре снова стали противиться; до Даниила весть дошла, что вновь они крамолу замышляют. Потому и захотел он разведать, что творится в Галиче…

Яков сидел у стола и поглаживал бородку. Плохо растет треклятая борода! И голос у Якова тонкий.

— Пищишь ты, как старуха, — насмехался над ним Теодосий, — и носик у тебя маленький, как у дитяти. Видать, Тебя сызмальства мать носом о стенку терла?

Не мог сносить этих насмешек Яков, сердился на Теодосия. И все же, когда сказал Даниил, что для охраны посылает Теодосия с сотней дружинников, Яков обрадовался: пригодится Теодосиева помощь — не забывал стольник, что к Доброславу едет.

— Где же Доброслав? Разве не ведомо ему, что прибыл стольник княжий? — сердился Яков, сидя в светлице.

Сколько ни посылал он дружинников во двор к Доброславу, один и тот же ответ приносили: «Боярин на Понизье».

В сенях что-то загремело. Яков вскочил: может, дружинник от Доброслава? Но вошел Теодосий, и сразу легче на душе стало. Руки невольно потянулись к бороде. Теодосий захохотал.

— А ты все бороду теребишь! Говорил тебе — оставь ее, возьмись за нос, оттягивай его каждый день, авось и вырастет побольше.

Яков плюнул в угол, осерчал:

— Иди ты вон отседова, лихословец!

— Не бранись, Яков, а то князю скажу, как ты мной помыкал.

Яков и рот разинул. «Ну что за человек сей Теодосий! Сам потешается, да еще и князю хочет жаловаться…»

Теодосий, усаживаясь на скамье, кинул, словно бы невзначай:

— Боярин Доброслав приехал.

Обрадованный Яков подскочил на лавке.

— Уже? Кто тебе сказал?

— Сам я видел. Уже который день выглядывал его: знаю, как ты ждешь не дождешься его.

— Теодосий! Может, вдвоем пойдем? — вкрадчиво произнес Яков.

— Пойдем… Меня слушай. Знаю я Доброслава, его перекричать надобно, а ты не дорос, голос у тебя как у моей бабки перед смертью был… Идем. Я ему еще Судислава припомню!

Яков был доволен, что Теодосий пойдет вместе с ним: Теодосий за словом в карман не полезет, сразу найдет ответ для Доброслава.

— Может, медку выпьешь на дорогу? — предложил Яков.

— Вельми горло пересохло, дай промочу!

Доброслав встретил их в старом тереме, в том, что Владислав построил. Толстый и красный, сидел за столом Доброслав, тяжело дыша. Он разглаживал двумя руками бороду, лежащую на животе, и даже не подумал встать, когда вошли княжьи люди.

— Садитесь, дорогие гости! А я все думаю: почто так долго никто не едет из Холма? Али, может, князю некогда — велика земля, забыл он про Галич?

— Да нет, — ответил Теодосий, — князь Данило не забыл про Галич. А про тебя, может, и забыл. Что-то я не слышал, чтоб вспоминал он тебя.

Доброслав нахмурился, но промолчал.

— Садитесь, — буркнул он. — Я только что приехал, не обедал еще. Пообедаем сейчас вместе.

Слуги внесли в горницу два жбана меду, огромный поднос с жареным мясом, две большие миски дымящейся ухи. Доброслав поднялся и сам разлил мед в корцы.

— Пейте мед галицкий, — может, там, в Холме, и пчелы не такие.

— Пчелы такие, да только не кусаются, жала у них нет, — едко ответил Теодосий.

Доброслава покоробили колкие слова.

Теодосий толкнул Якова под столом ногой и подмигнул: не пей, мол, много. Яков смекнул: осторожным надо быть, Доброслав опоить их может.

— А вот и Григорий Васильевич пришел, — загудел своим басом Доброслав.

Боярин Григорий шел прямо, не сгибаясь, будто аршин проглотил. Только у самого стола улыбнулся и мотнул головой в сторону гостей.

— Садись, Григорий Васильевич. Гости знатные из Холма, от князя, приехали. А мы и не ведали этого, я спокойно ездил по Понизью.

Доброслав подсунул корец и Григорию.

Гости пили мало, хотя Доброслав и упрашивал их. Уразумел хозяин, что медом гостей не опоить.

— Что скажешь, стольник? Что князь Данило повелел тебе?

Яков дернул бородку и, глянув на Теодосия, начал:

— Сказывал князь, что после тоурменского нашествия надобно землю нашу поднимать. Дани много князю надо — и на войско, и на города разные, ибо строения новые велел князь ставить. А из Галича дани нету.

Доброслав ощерился:

— А что князю надобно? После татар ничего не осталось. Дань будет, да не скоро.

Яков, ерзая на скамье, посмотрел на Теодосия и, ободренный его подмигиванием, продолжал:

— Дань такая же, как и повсюду. То княжеское дело, он знает, ежели повелевает.

Доброслав гремел:

— А мы разве не знаем, что у нас есть? Кто это наушничает князю? Вон Григорий Васильевич знает.

Боярин Григорий в знак согласия кивал головой. Да и мог ли он сказать иное? Ведь Галицкая земля была поделена: Доброслав собирал дань на Понизье, а Григорий — по всему Подгорью. До князя Даниила далеко — кто пойдет жаловаться? А тем временем они сами тут хозяйничают.

Яков кашлянул и выпалил:

— Осерчал князь, что крамольников, князей черниговских, принимаешь ты, Доброслав, без ведома нашего князя с ними тут речи ведешь.

— Не токмо без ведома князя, но и супротив князя, — добавил Теодосий, заглядывая в корец.

Доброслав выскочил из-за стола, чуть не бросился с кулаками на гостей. Но Теодосий спокойно охладил его:

— Не бегай так, боярин, — мед из корцов расплещешь.

Доброслав тяжело остановился посредине светлицы, как разъяренный бугай. Он не видел, как вошли Лазор Домажирич и Ивор Молибожич. Теодосий, прикинувшись, что не заметал их, продолжал свое:

— А еще говорил князь Данило про коломыйскую соль. Почто не посылаете ему подать мытную? Где деньги?

Доброслав развел руками:

— Какая соль? Нет у меня соли, отдал я Коломыю Лазору да Ивору, они там хозяева ныне.

— Нам отдал, — подошел к столу Ивор.

— Видишь! — обрадовался Доброслав.

— А как же ты отдал без княжеского соизволения? — поднялся Яков со скамьи.

Доброслав насмешливо обрезал:

— Князь далече, каждый день не будешь ездить к нему за советом.

Но Яков уже осмелел и наседал на Доброслава:

— Князь Данило велел, чтоб я тебе сказал: он властелин галицкий и волынский, а ты его повеления дерзнул нарушить — землю грабишь, соль отдал.

Доброслав стиснул кулаки.

— Я же сказал тебе, дурень, что соль им отдал! — зарычал Доброслав, тыча пальцами в Лазора и Ивора.

Яков горячился, подбадриваемый Теодосием:

— А где княжеское дозволение? Коломыйская соль — княжеское добро, и мыто все, и корысть вся князю надлежит, для войска, для дружины княжеской.

Доброслав повернулся к Якову спиной и презрительно бросил:

— Что могу сказать тебе, неразумному? Слово человеческое до тебя не доходит…

По возвращении Якова из Галича Даниил позвал его к себе. Слушая его, князь гневался все больше и больше: