Антон Хижняк - Даниил Галицкий

С тех пор Иванко еще сильнее возненавидел Судислава.

«Проклятый Иуда! — говорил он своим товарищам. — В церкви поп читал о таком. И этот тоже Иуда — продает своих людей чужеземцам…» А за Людомира Иванко отомстит — не одного врага заставит вспомнить, как мучили его смелого побратима Людомира. «Людомир! Думал ли ты, что эти душегубы убьют тебя?» Взволнованный этой смертью, уже пять ночей не может уснуть Иванко. Закроет глаза, вот-вот уснет — и вдруг появляется улыбающийся Людомир, разглаживает свою пышную русую бороду, берет Иванку за руку и начинает журить. Откроет глаза Иванко и до утра не спит. Только на рассвете немного забудется.

Правду сказать, в лесу и сон тревожен — с любой стороны могут появиться враги и взять в плен. Но чем дальше отъезжали от Галича, тем спокойнее становилось на сердце. Прошлой ночью Иванко хорошо поспал, и товарищи пожалели его: уже и солнце поднялось высоко, а они его не будили.

Иванко думает о том, что будет делать во Владимире. Никогда еще он не отлучался из дому так далеко, привык всегда находиться возле матери и отца. Жутко становится: как будет у чужих людей? Но все эти мысли заслоняет одна — о Роксане. Где она теперь, что делает? На мгновение представляет ее: стоит, улыбается, протягивает к нему руки — и сразу радостно становится на сердце. Неужели Роксана так близко? Никто из Иванковых спутников не бывал здесь и потому не знает, далеко ли еще до Владимира. И никого не встретишь на этой пустынной дороге. Позавчера заезжали в одно оселище, так смерды говорили, что до Владимира можно добраться на третью ночь.

Что это? Конь храпит, прядет ушами, рвется в сторону. Забеспокоились Иванковы спутники. За тем развесистым дубом дорога поворачивает вправо. Неужели кто-то притаился? Откуда же здесь быть кому-либо из врагов? До Галича далеко, да и могли ли опередить их Бенедиктовы палачи?

Все вопросительно смотрят на Иванку.

— Ехать! — спокойно говорит он и поднимает плеть.

Конь трогается, но ступает осторожно. Вот и поворот.

Навстречу выходит седовласый лесник с длинным посохом в руке, прикладывает ладонь ко лбу, присматривается и уверенно направляется к путникам.

— Ты Иванко будешь? — спрашивает он и нерешительно останавливается.

Удивленный Иванко сдерживает коня. Откуда этот старик его знает? И впрямь, не Бенедиктова ли засада?

Он медленно вынимает меч, подает знак своим спутникам, чтобы зорко следили.

— Меч ты спрячь! — успокаивающе говорит старик. — Ты Иванко. Вижу. И меч, и шлем венгерский. Мне Теодосий говорил о тебе.

Отлегло от сердца. За спиной Иванки облегченно вздохнули спутники.

— Что же ты молчишь? — уже уверенно спрашивает старик. — Слезайте с коней, передохните. Хотите есть? Меду дам.

— Теодосий? Теодосий сказал? — вскрикивает Иванко.

— Да.

— А где же он?

— Позавчера проехал и о вас мне поведал, просил услужить вам — вот я с утра и жду у дороги.

Иванке не терпится. Если тут есть люди, то уже и до Владимира недалеко. Может, не останавливаться?

— Дедушка! А до Владимира еще далеко?

— И далеко, и недалеко, — тянет старик, и в его глазах вспыхивают лукавые искорки. — Поприщ этак двадцать и пять будет. Тебе недалеко, а им, — кивает он на парней, — им далеко. Да ты что, Иванко, коней не жалеешь? Им передохнуть нужно, и напоить их пора, а у меня вода холодная, — певучим голосом продолжает лесник. — Слезайте, пойдемте со мной. Да и мед у меня свежий, липовый, божьи пчелки нанесли, вчера лишь собрал.

Двадцать пять поприщ! Так близко! Иванко колеблется. Быстрее ехать, там ждет Роксана! Но лесник сказал верно, кони сильно устали, и ребята просят передышки, надоело уже трястись верхом. Нехотя соскакивает Иванко с коня, а ребятам этого только и нужно — они с шумом спрыгивают на землю.

Иванко низко, до самой земли, кланяется старику, то же самое делают и его спутники.

— Доброго здоровья вам, дедушка! — почтительно произносит Иванко. — Живите еще много лет!

Обрадованный старик заливается смехом. Когда он смеется, во рту у него сверкают белые-белые, крепкие зубы.

— Мне жить? — будто удивленно спрашивает он. — Это вам жить, а мне умирать скоро.

— Сколько же вам лет, дедушка? — спрашивает кто-то из парней.

— Лет? Лет, может, и немного… А может, и много. Вот от весны считаю, верно, что восемь десятков и девять.

Иванко хотел сказать, что в таком возрасте столь быстро не ходят, но постеснялся. Старик пробежал вперед, осмотрел всех лошадей — не подопрело ли под седлом, не захромал ли чей конь.

— Ко мне сюда! — показал он на тропинку, которая начиналась за ветвистым дубом на повороте.

Он бодро пошел впереди, за ним Иванко, ведя в поводу коня.

— А ты удивился, — сыпал словами разговорчивый лесник. — Мне обо всем рассказал Теодосий — он у меня ночевал, — и о тебе все сказал, и про ладу твою. И я молодым был, вот так, как ты, летел к своей. Давно все это было, а я помню! — Словно удивляясь, старик задержался на последнем слове и добавил: — Помню.

От неожиданности Иванко покраснел. Хорошо, что старик не обернулся и не увидел, как загорелись у него щеки. А лесник, обрадовавшись людям, говорил без умолку — ему надоело сидеть бобылем в лесу.

— Я ладу твою знаю, видел ее на княжеском подворье. Такая, как солнце! Не наглядишься… И родится же такая краса! Я бывал там, да не знал, что для тебя блюдет она себя. А что Роксаной называется — это я знал. Водицы давала мне. Это… — Дед начал вспоминать. — Да, да, это было в прошлом году… О чем бишь я говорил? — Старик сбился. — Ага, о водице. Сильная жара стояла, был я тогда на княжеском подворье, — мед отвозил. Внутри жжет, пить хочется, а она идет из терема. «Дай, говорю, дочка, водицы старику». Улыбнулась, сбегала за ведерком, достала из колодца и вот такой ковш набрала. «Пейте, говорит, на здоровье». Я промочил во рту, да и говорю ей: «А пью я за твое здоровье, чтобы тебе храброго да хорошего мужа найти». О тебе я и не ведал, что ты у нее на мысли. Когда выпил, глянул на нее, а она чуть не плачет. Думаю, обидел кто-то ее. Говорю: «Может, тебя твой ладо бросил? Так кто же он, что такой цветок смял?» А она только и сказала: «Нет, не бросил меня никто». И убежала. И не знал я ничего, а это Теодосий об всем рассказал.

Иванко не пропускал ни единого слова. Теперь он уже и не жалел, что остановились тут. Какой хороший этот дедушка, словно родной! Вот этими руками брал он ковш из рук Роксаны, разговаривал с ней…

— А вот мы и дома, — услыхал Иванко и как бы очнулся ото сна.

Хотелось, чтобы старик еще и еще рассказывал о Роксане. Они вышли на зеленую полянку. Слева под деревьями прилепилась маленькая клеть-землянка, возле нее два стога сена.

— Снимайте седла, пускайте коней пастись, поить потом будете, пусть остынут. А сами умывайтесь, вот моя вода. — Дед показал на ручеек, протекавший у пригорка, невдалеке от клети.