Проспер Мериме - Варфоломеевская ночь

Франсуа и Филипп поклонились дамам и вышли.

— Надеюсь, ты не рассердишься, — сказал молодой граф Филиппу, — а только, ожидая тебя, я немножко беспокоился; мне почему-то казалось, что англичане грубоваты и неуклюжи, хотя и храбры.

— Ты боялся, что тебе стыдно будет показать меня твоим друзьям? — спросил смеясь Филипп. — Неудивительно: молодые англичане также ошибаются насчет французов.

— Умеешь ты ездить верхом, Филипп? — спросил Франсуа.

— Я твердо сижу на любой лошади, но более ничему не учился.

— Ну, это не важно, — заметил Франсуа, — но учили ли тебя фехтованию?

— Да, учили.

— Я так и думал. Ты умеешь танцевать? Наши гугеноты считают танцы грешной забавой; но меня учили танцам просто как гимнастике.

— Так же учили и меня. К тому же танцы в почете при английском дворе, и наша королева отлично танцует, а ведь никто не усомнится, что она ревностная протестантка.

— Вижу, что мы будем хорошими друзьями, — сказал Франсуа. — Можно быть твердым в вере и все-таки не бегать от невинных удовольствий. Кажется, и ты так же думаешь; твое лицо серьезно, но глаза смеются.

— Меня учили вести себя серьезно в присутствии старших, — ответил Филипп с улыбкой.

После обеда новые друзья отправились смотреть конюшни.

— Я выбрал для тебя хорошего коня, — говорил Филиппу Франсуа, — но у тебя уже есть превосходный конь. Все же Виктор — так зовут коня — твой. Вторая лошадь не лишняя: пули и стрелы щадят коней так же мало, как и всадников.

Конюшни, только что расширенные, подготовленные к предстоящей войне, содержались в большом порядке. Франсуа подвел Филиппа к прекрасному коню.

— Вот мой скакун Ролло, — говорил он. — Когда я сижу на нем, то чувствую, что у самого короля конь не лучше. Он очень умен и послушен, — только что не говорит.

— Прекрасное животное, — согласился Филипп.

Осмотрели других лошадей, и Филиппу особенно поправился подаренный ему Виктор.

— Он не так красив, как Ролло, — заметил Франсуа, — но быстр, смел и добр.

В других стойлах Филипп заметил много крепких, выносливых коней, хотя и не особенно красивых с виду. На вопрос о них Франсуа ответил:

— Мы завели их для солдат, тридцать человек только что поступили к нам на службу; в случае надобности мама намерена послать их вместе с двадцатью нашими ленниками тотчас в поход. В наших владениях наберется до трехсот человек, обязанных идти на войну; но из них почти треть католики, которых грешно посылать сражаться против единоверцев; к тому же, нужно оставить кого-нибудь для охраны замка. Положим, мы всегда были добры к нашим людям, и они нас любят, но на замок могут напасть и посторонние шайки; вот почему мы наняли еще солдат. Когда я уйду в поход, то младшие сыновья наших ленников будут созваны сюда и составят вместе со слугами гарнизон замка. В наших местах еще хорошо, здесь столько же гугенотов, сколько и католиков, и потому обе партии уважают друг друга. Но в других местах католиков гораздо больше, и многие, отправляющиеся в поход, рискуют по возвращении найти свои семьи убитыми, а дома сравненными с землей.

Выйдя из конюшен в сад, Филипп всюду видел следы военных приготовлений.

— С этой стороны дома, — говорил ему Франсуа, — семь лет тому назад из окон открывался прекрасный вид в парк; но, отправляясь на войну, отец приказал как можно поспешнее выстроить эту стену и боковые башни с других сторон уже были, как видишь, укрепления. Видишь, вон с той стороны вдоль стены кладовые, прикрытые землей, — они наполнены зерном, и в случае осады нам нечего бояться голода. В рвах много воды, а позади замка течет ручей, так что и водой мы обеспечены. За валами — парк; завтра мы осмотрим его.

В самом замке Франсуа показал Филиппу большую залу, сплошь увешанную оружием.

— Хотя наши ленники и обязаны являться вооруженными, — заметил он, — но на всякий случай тут оружия на сто человек… В этой зале учатся наши воины. Это ввел года за два до войны мой отец, считая неразумным вести в сражение людей, не умеющих владеть оружием. У нас есть для этого два офицера, опытных в воинских построениях. Здесь же и я упражняюсь с моим учителем фехтования и с нашими офицерами Монпесом и Бурдоном… А вот и Шарль, мой учитель… Господин Шарль! Вот мой кузен Филипп; он тоже будет вашим учеником, пока гостит здесь. Не правда ли, Филипп? Не попытать ли нам теперь же наши силы на рапирах?

Они надели толстые стеганые фуфайки и легкие шлемы с забралами, и борьба началась.

Филипп, учившийся как у английских, так и у французских учителей, удивил своим искусством и Франсуа, бравшего уроки у лучших учителей в Париже, и его учителя. Вскоре Шарль вмешался и остановил бой.

— Черт возьми! — сказал Франсуа, снимая шлем. — Я не ошибся, говоря, что по фигуре твоей можно быть уверенным, что ты учился фехтованию. Господин Шарль остановил нас, чтобы спасти меня от унижения. Как вы думаете, господин Шарль? Кузен моложе меня на два года, а между тем рука его сильнее; это я чувствовал каждый раз, когда он отражал удары.

— Разве он моложе вас? — спросил в изумлении учитель фехтования. — Я думал, что он старше. Если все юноши в Англии так владеют оружием, — обратился он любезно к Филиппу, — то не мудрено, что англичане такие стойкие воины.

Вошел слуга и пригласил молодых людей к графине.

— Вообрази, мама! — воскликнул Франсуа. — Кузен Филипп владеет мечом и рапирой чуть ли не лучше меня!

— Не лучше, тетя, — возразил Филипп. — Франсуа не хуже меня владеет шпагой.

— Филипп слишком скромен, мама, — засмеялся Франсуа. — У него рука точно железная.

— Для меня это печально, — сказала графиня. — Я гордилась искусством Франсуа. Впрочем, я рада, и желаю, чтобы Филипп доставил славу нашему роду. Ну, Филипп, я узнала, как вы живете в Англии. Теперь расскажи ты нам о себе: вероятно, ты жил не так, как Франсуа, — по словам твоей тети, английские школы многим отличаются от наших.

Филипп описал свою школьную жизнь с ее грубыми играми и забавами.

— Может ли быть, Филипп, — воскликнула в ужасе графиня, — что ты дрался с грубыми уличными мальчишками?

— Конечно. Благодаря этим грубым забавам я окреп. Притом в Англии нет такого, как во Франции: там низшие и средние классы более независимы, а высшие не так высокомерны.

Графиня пожала плечами.

В замке потекли спокойные дни. До завтрака Филипп учился верховой езде под руководством капитана Монпеса и делал быстрые успехи. Потом Франсуа и Филипп учились метать копья сквозь кольца и занимались другими воинскими упражнениями. После завтрака они охотились с соколами или с собаками. В соколиной охоте Филипп был совсем неопытен, и его очень удивило, что она считается необходимою в воспитании джентльмена. Франсуа же изумлялся искусству Филиппа стрельбе из лука, который, как оружие, был во Франции почти неизвестен. Пистолет стал уже тогда необходимым оружием рыцаря, и Филипп выучился хорошо стрелять из него.