Кемаль Тахир - Глубокое ущелье

— Приехала ворожить, Баджибей! В добрый час. Как раз к огню...

Баджибей, удивленная прозорливостью дервиша, глянула на Керима. Тот отвел глаза. «Эх, Баджибей, чему удивляться! Вечер, в этот час все разжигают очаг!»

Они привязали коней в тени под скалой, надели им на головы торбы — дело предстояло долгое.

Дервиш Камаган знал всех в округе. Он выразил соболезнование Баджибей, Кериму и Мавро, справился у Аслыхан о ее отце, но почему-то сделал вид, будто не знает, что Керим бросил учиться на муллу. Указав на жертвенный очаг, приказал Аслыхан подбросить ветвей под сложенные поленья. Заветного петуха унес с собой в пещеру. И вернулся в торжественном наряде — джуббе из шкуры марала. Полы разрезаны на шестьдесят полосок. На вороте пришито семь кукол. Семь белых дочерей прародителя, бога преисподней, громовержца и спасителя Ульгена, которые указывали шаманам путь в ворожбе. Между куклами висели маленькие луки, стрелы, колокольчики, изображения луны, солнца и звезд, лягушки, змеи, птицы, уха и носа — все боевое снаряжение шамана. Только этим оружием можно было одолеть злых черных дев неба, сбить их с толку.

Камаган положил на камень шаманский меч и огромный нож, зажег с помощью огнива приготовленный Аслыхан жертвенный костер. Старательно вымыл ягненка, Баджибей поливала. Перерезал ему горло и в мгновение ока ободрал. Отделил от туши лопатку. Тщательно очистил. Положил в огонь. Мясо унес в пещеру. Вышел оттуда с высеченным из белого камня гусем, служившим ему конем для небесных прогулок. Поставил барабан ближе к огню, чтобы натянулась кожа. Трижды поцеловал колотушку из кости лани, положил ее сверху на барабан. Присел на корточки у очага и, держа над огнем кость, стал причитать:

— Конец света пришел! Горе нам, горе! Озверел род человеческий. В грехах погрязли мы, по собственной прихоти зло сотворили! Забыли великого бога! Нет больше обычаев, завещанных нашим прародителем, властителем преисподней, горе нам, горе! Почему пришел конец света? Черная земля огнем обернулась, раскололась — вот почему! Синее небо обернулось смолой, почернело — вот почему! Род пошел на род, бей на бея, человек на человека — вот почему! Не признают сыновья отца и матери, сестры — братьев — вот почему! Камни трескаются, копья ломаются, тугая тетива размягчается, сабли о волос затупляются — вот почему! Люди пошли ростом с вершок, мужество - с воробьиный коготок, головы склоняются пред женщинами — вот почему! Чернь стала беями, беи честь рода позабыли — вот почему! Голод мир объял, за слиток золота головки лука не достать — вот почему! Заткнул уши великий господь, не стало у людей и у всякой твари, в небе и на земле порядка, стремя прохудилось, копье затупилось, игольное ушко разломалось — вот почему! Вышли все в улус из повиновения, зависть людям глаза ослепила — вот почему! Горы сотрясаются, белопенные реки кровью текут, земля разверзается, небо раскалывается, море расступается, дно видно. Вот почему!

Сидевшие на земле гости замерли, и только Керим, казалось, не придал значения заклинаниям дервиша. Но вот старик отвел руку от костра, бормоча монгольские молитвы, принялся валять баранью лопатку по земле. Потом стал внимательно разглядывать ее. Покачал головой.

— Поглядим, что нас ожидает перед концом света. Появились два злодея с железными сердцами, один долговязый, другой коротышка. Два зверя в человеческом облике, без веры, без совести, не понимающие слов, не признающие доводов разума. Передние ноги их коней — сабли, хвосты — кинжалы... Рубят деревья, крошат все живое. Налетели, как ветер, пронеслись, как поток... Из болота пришли, в болото ушли. Дороги их дальние-предальние, сердца — жестокие-прежестокие. Где ногой ступят — трава не растет. Деревья чахнут от их тени...

Мавро вдруг вспомнил о рыцаре и тюркском сотнике. Схватил папаху и чуть было не бросил ее в огонь, а это значит — настиг бы кровных врагов... Решил было поделиться догадкой с Керимом, но передумал: с какой стати чужакам было связываться с Демирджаном?

Дервиш вертел в руках кость. Слишком далеко он зашел. Не следовало так быстро открывать карты, намекая на двух чужаков.

Глядя на кость, снова заговорил:

— Да настигнет кара злодеев, пусть расплатятся кровью за кровь. Не уйти им за семь морей, не найти смерть свою от чужой руки.

Баджибей в отчаянии протянула к нему ладони.

— Помилуй, дервиш Камаган, жертвой твоей буду. Перекрой дороги наших кровных врагов. Надежда моя, Камаган, принеси поскорее «камень дождя». Пусть дороги их станут болотом. Пусть обрушатся на них потоки воды. Пусть сметет с плеч их поганые головы.

Камаган, семеня кривыми ногами, побежал в пещеру, вернулся с камнем в руках и, мечась по площадке, стал бросать его в одну сторону, в другую, подкидывать вверх.

— Белые воды мои! Темные воды мои! Бьющие из земли, падающие с неба, воды мои! Есть к вам просьба одна, воды, душегубицы, воды смелые! Преградите путь нашим кровным врагам, об одном вас прошу! Пусть проходы станут непрохожими, мосты непроезжими... Белая Матушка, наша богиня, говорит: «Как скажу, так и сбудется»... Скажи, скажи! Одна у меня просьба к тебе... Уруй! Уруй! Уруй!

Гости повторили вслед за ним: «Уруй!»

Дервиш распалялся все больше и больше. Подпрыгивал и крутился как безумный. Наконец, выбившись из сил, упал на землю, попытался подняться, но не смог и в исступлении расцарапал себе лицо. Как собака с перебитой спиной, подполз к барабану. Схватил колотушку и тут же вскочил на ноги, словно и не лежал только что без сил. Повесил барабан на шею, застучал, зашелся под ритм ударов, время от времени останавливаясь и выкрикивая:

— Эй, господин тайного! Для тебя мы затеяли пляску. Приди, не задержись в пути! Не позорь меня, не то вырву твои волосы, вырву! — Он сделал вид, что рвет на себе волосы.— Кровь твою пролью. Эй, аллах! Эй, бог! Эй, Чалап! К вам с мольбой обращаюсь я. Дело начато во имя божие! В болото я ходил, в глубокое, предательское болото! Эй, великий свет! Тьму рассей, яви мне сокрытое. Всемилостивый — смилуйся! Дарующий — даруй! Смертоносный — умертви! По праву матери... По праву братьев одна лишь просьба к вам.— Дервиш, подбрасывая барабан, падал на колени, катался по земле, валился на спину, ставил барабан на живот. Он уже не кричал, а хрипел. Чтобы разобрать его слова, гости подошли ближе.— Вижу мост тоньше волоса, тоньше сабельного лезвия.— Помоги, барабан мой, конь крылатый на земле! Парусник мой в бурном море! На помо-о-щь! — Камаган внезапно замер и в изумлении огляделся, пораженный, что он все еще перед пещерой. Сморщенное худое лицо его покрылось испариной, с хрипом вздымалась и опускалась впалая грудь.

Баджибей робко спросила:

— Смилуйся, дервиш Камаган, есть ли весть о наших кровниках?