Всеволод Соловьев - Наваждение

Мнѣ все это показалось очень безобразно, мнѣ захотѣлось, чтобы Зина поскорѣй куда-нибудь уѣхала — все равно куда, только подальше-бы отъ этого генерала.

Наконецъ, мы остались съ ней вдвоемъ.

— Ну, какъ тебѣ понравился старикашка? — спросила она меня.

— Что-же въ немъ особеннаго? Ничего… только это, кажется, правду ты сказала, что онъ влюбленъ въ тебя, и это мнѣ очень не нравится.

Она засмѣялась.

— Что-же тутъ такого? Совершенно въ порядкѣ вещей! Ещебы онъ въ меня не влюбился!.. Давно ужъ вздыхаетъ! Еще третьяго года, лѣтомъ, въ деревнѣ… И если-бы ты зналъ какъ все это смѣшно!.. У меня, вѣдь, тамъ, что ни день, то новый женихъ являлся, и старикъ ко всякому ревновалъ меня. Если-бы не онъ, такъ я, кажется, умерла-бы отъ скуки!

— Такъ у тебя много было жениховъ, — сказалъ я:- отчего-же ты до сихъ поръ не вышла замужъ?

Она взглянула на меня и лицо ея вдругъ стало серьезно.

— Да сама не знаю, — проговорила она.

— Неужели тебѣ никто не нравился?

— Какъ не нравился, многіе нравились, даже влюблялась. Одинъ разъ совсѣмъ была готова выйти замужъ, но только что этотъ господинъ сдѣлалъ мнѣ предложеніе, какъ вдругъ, въ одну минуту, онъ мнѣ опротивѣлъ. Просто тошно было мнѣ смотрѣть на него! Да если-бы тогда и вышла замужъ, такъ, можетъ быть, единственно только для того, чтобы подразнить генерала.

Это была прежняя, не измѣнившаяся Зина.

Намъ было о чемъ поговорить съ ней, и мы говорили много, но оба тщательно избѣгали возвращаться къ нашимъ собственнымъ воспоминаніямъ. Кромѣ Зининаго признанія объ ея отношеніяхъ къ женихамъ, между нами не было сказано ни одного настоящаго, искренняго слова. Говорили обо всемъ, но не говорили о самомъ важномъ.

— А знаешь, вѣдь, мнѣ сказали, что ты собираешься жениться, правда-ли это? — спросила Зина.

— Кто-же тебѣ могъ сказать?

— Это все равно, только сказали. Правда-ли это?

— Нѣтъ, не правда, — отвѣтилъ я и отвѣтилъ искренно: я теперь зналъ что не женюсь, я зналъ, что моя жизнь опять разрушена и опять началось новое.

— А я такъ, можетъ быть, очень скоро выйду замужъ, — шепнула Зина, прощаясь со мною.

— За кого? — спросилъ я.

— За генерала.

Она смѣялась, но какимъ-то неестественнымъ смѣхомъ, отъ котораго у меня прошелъ морозъ по кожѣ.

Я вышелъ отъ нея опять въ туманѣ, опять измученный и недоумѣвающій.

Прошло два дня и эти два дня я не выходилъ изъ дома. Я бродилъ по цѣлымъ часамъ изъ угла въ уголъ въ совершенномъ оцѣпѣненіи, не зная даже, думалъ-ли я что-нибудь. Я только понималъ, что снова началась старая болѣзнь и все, чѣмъ жилъ я до сихъ поръ, чѣмъ жилъ еще нѣсколько часовъ тому назадъ, ушло отъ меня, потеряло для меня всякій смыслъ.

Я не могъ дотронуться до моей диссертаціи, не могъ никого видѣть: предо мной была только Зина.

Но я не шелъ къ ней, я чувствовалъ что мнѣ до новаго свиданія съ нею предстоитъ еще одно тяжелое дѣло. Мнѣ страшно было приступить къ этому дѣлу, и не зналъ я, какъ приступлю къ нему, и тянулъ часъ за часомъ.

Но на второй день вечеромъ я вдругъ и неожиданно для самого себя написалъ письмо моей невѣстѣ. Не помню, что именно писалъ я ей, только она, конечно, не могла обмануться въ значеніи письма этого: я навсегда прощался съ нею.

Какъ въ туманѣ вышелъ я изъ дома, самъ опустилъ письмо въ ящикъ и потомъ долго бродилъ по улицамъ, не зная куда дѣваться отъ тоски, которая меня душила…

Что такое я сдѣлалъ? Развѣ возможенъ подобный поступокъ и развѣ нуженъ онъ? Можетъ быть, все это и ни что иное, какъ безуміе минуты, и вотъ минута пройдетъ, я очнусь, вернусь къ дѣйствительной жизни, а между тѣмъ все ужъ будетъ кончено.

Было даже мгновеніе, когда я хотѣлъ писать Лизѣ другое письмо, умолять ее простить бредъ мой, но сейчасъ-же, и уже сознательно, понялъ я, что все между нами кончено. Предо мной выросли и освѣтились двѣ фигуры: какъ живыя стояли онѣ — и Лиза и Зина, и ясно и отчетливо я видѣлъ всю разницу между ними; я понималъ до какой степени чище и прекраснѣе Лиза. Я увидѣлъ все то зло, весь тотъ мракъ и ужасъ, которые дышали отъ другого образа, стоявшаго предо мною. И между тѣмъ этотъ образъ, едва появившись, ужъ увлекалъ меня, отрывалъ отъ того, въ чемъ я могъ-бы найти свое счастье.

Лиза и Зина! Боже мой!.. Но дѣло въ томъ, что я бѣжалъ не къ Зинѣ, а къ призраку моего воображенія, почему-то связанному съ Зиной.

И снова безумно любилъ я этотъ призракъ, сила любви моей была такова, что скоро заставила меня замолчать совѣсть и выгнала изъ меня тихое, счастливое чувство, которымъ жилъ я въ послѣдніе мѣсяцы…

Все больше и больше запутывающійся въ своихъ мысляхъ и чувствахъ, незамѣтно заснулъ я, но и во снѣ со мной была опять Зина, только ужъ не двоилась: она была одна — та самая, какою я видѣлъ ее въ давно прошедшіе годы. Опять мы были съ нею въ старомъ волшебномъ домѣ, опять выходили въ садъ, залитый солнечнымъ свѣтомъ и опять радость разливалась въ душѣ моей, и опять понималъ я это прекрасное созданіе, которое было рядомъ со мною. Мы снова неслись впередъ, среди ликующей природы. Подъятые одной мыслью, однимъ чувствомъ. Мы не задавали другъ другу никакихъ вопросовъ, и всякій вопросъ, становившійся предъ нами, разрѣшали на мѣстѣ: и какое наслажденіе было въ этой общей работѣ!

Я помню, что снова явилось въ мельчайшихъ подробностяхъ все, что когда-либо волновало меня въ жизни, что неясно жило во мнѣ: и все это было понятно сразу моей спутницѣ. На все она откликнулась, и въ ней самой, въ ея недоговоренныхъ мысляхъ, невыраженныхъ чувствахъ я тоже все понялъ и разъяснилъ ей…

Проснулся я безъ тоски и страха. Меня уже не страшили трудности: я долженъ найти все; я долженъ сорвать съ души ея эту уродливую оболочку, въ которую она прячется; я долженъ разбить колдовство и чары, долженъ освободить изъ неволи, вырвать изъ грязи эту прекрасную душу. Тяжелая, трудная задача! Но награда, которую получу я, награда, показанная мнѣ въ чудныхъ пророческихъ снахъ, такъ высока, что было-бы безумствомъ отказаться отъ этой задачи; да и развѣ это возможно?..

Итакъ, я былъ снова свободенъ; мнѣ казалось, что новая жизнь началась. Я отправился къ Зинѣ. «А вдругъ даже и борьбы никакой не надо, — безумно думалось мнѣ:- вдругъ это волшебное счастье уже готово и ждетъ меня? И я не разглядѣлъ его при встрѣчѣ съ нею только потому, что помнилъ страшное, больное время моей юности».

Зина была одна въ квартирѣ генерала. Она встрѣтила меня какъ любимаго брата, сказала мнѣ, что давно ждетъ меня и что еслибъ я не пришелъ, она сама ко мнѣ отправилась-бы. Я смотрѣлъ на нее и съ каждою минутой росла во мнѣ увѣренность, что сонъ мой начинаетъ сбываться. Я забылъ о генералѣ, о дикой ея фразѣ, да и какъ было не забыть мнѣ. Зина не напоминала.