Ольга Гладышева - Юрий II Всеволодович

Юрий Всеволодович на своем вороном Ветре начал смотр воинства.

На левом крыле стояли служилые люди, собранные из разных мест, но все обученные военному делу и почти все имевшие на себе бронь — проволочные кольчуги, пластинчатые латы или хоть самодельные из луба, обтянутого кожей, все это броненосное воинство — железные полки латников находилось под началом Жирослава Михайловича.

В середине располагалась пятитысячная пешая рать — простые вои, а за ней с боков — ударный верхоконный полк владимирцев.

Всю правую сторону прикрывали пешие и конные ратники братаничей — засадный, или затыльный, полк.

Замысел построения был такой: большой полк — чело, или перед, — это воеводы и два крыла, полки правой и левой руки, это княжеские дружины, а еще сторожевой полк, дающий знать главному о месте нахождения и передвижениях неприятеля. Запасная стража из лучших дружин называлась стена, а построение широкой стороной к противнику называлось пяток еще во времена похода Игоря Северского. Пяток очень любили применять новгородцы. Его крылья — княжеские дружины на конях, основание — копейщики, по бокам — лучники.

Все это Юрий Всеволодович хорошо знал, но знал также, что победу всегда решает численное превосходство, сила, мужество и умение владеть оружием. Не раз применял он эти военные правила: заманивание противника, обход, охват, окружение и — свежий полк из засады добивает. Все!

Но такого противника у великого князя еще не бывало.

За ночь все обметал пушистый ивень: стяги, копья, лошадиную сбрую.

— К теплу! — говорили вои.

— Знаменщикам развернуть знамена! — раздалось приказание полкам.

Утреннее солнце слепило зрение. Игольчатым строем воздвиглись пики, и тени их отразились на снегу. Другая, живая тень от дыхания множества людей и коней бежала по голубым сугробам.

Великий князь сощурил глаза:

— Твердость, выносливость, суровость — вы этим обладаете, — сказал он. — Отдайте же все это лучшее на последний подвиг ратной жизни. Укрепитесь храбростию и мужеством во имя отечества. С нами Бог и Пресвятая Богородица!

Вместе со служилыми воинами в строю находились городские и сельские ополченцы, которых наскоро научили уже здесь, в стане, стрелять из луков, рубить мечами прибрежный тальник, метать сулицы. Однако вид ополченцы имели прискорбный. Одеты по-разному, смотря по достатку: одни в заплатанных полушубках, другие в медвежьих или волчьих шкурах, но у всех одинаковое вооружение — рогатины, топоры, пики из суковатых жердей и луки, согнутые во время стояния и ожидания врага.

— Не на всех мечей хватило, — оправдывал вчерашних лыкодеров, бортников, смолокуров, земледельцев Жирослав. — А кому достался меч, тот не знает, что делать с ним до рати: то ли из рук не выпускать, то ли на плече носить. Лучше уж пусть с привычными рогатинами и лесными топорами воюют.

Юрий Всеволодович ничего на это не сказал. Да и что скажешь! Люди добровольно пришли к нему защищать свою родную землю и будут делать это, как умеют. А чтобы не оказались они при встрече с врагом уж очень беспомощными, прикрепили к ним опытных, бывалых ратников — лучников и копейщиков.

Бой начинают лучники — застрельный полк, а потом сражаются копейщики и мечники.

— Взять ножи засапожные, — наставлял ополченцев боярин Жидислав. — Бить сначала коня в шею али в глаз, потом татарина упавшего в спину, в подкрыльца. Это когда в рукопашную пойдем.

Конную дружину Василько отвел в засаду, а впереди ощетинилась копьями тысячная пешая рать. Все загодя надежно окопались, у каждого — красный щит, заостренный книзу, чтобы легче устанавливать его на земле или на снегу, все, как один, в металлических шлемах, в кольчатой или пластинчатой броне.

Проезжая вдоль строя, Юрий Всеволодович с облегчением отметил спокойствие и уверенность на обращенных к нему лицах ростовских воинов. Василько уже воздвиг на высоком шесте свой полковой стяг. Покачивались на ветру и стяги его братьев: на одном — лук к земле рогами, на другом — лук стоймя.

— Кня-азь? — позвал вкрадчивый голос.

Юрий Всеволодович оглянулся. Перед ним, покачиваясь, стоял полупьяный еще с ночи Бий-Кем.

— Я тебе не все сказал. Не хотел огорчать щедрого уруса. Мы за февраль попленили четырнадцать городов. Запоминай! — Широкая улыбка раздвинула опачканный засохлой блевотиной рот толмача. — Четырнадцать городов, кроме слобод и погостов: Ростов, Ярославль, Переяславль, Юрьев, Дмитров, Волок, Тверь, Торжок, Городец на Волге и Галич близ Костромы…

Юрий Всеволодович выхватил меч и яростным замахом снес смеющуюся всклокоченную голову в смоляных волосах.

Все близстоящие охнули общим радостно-злым стоном. Впервые на их глазах убили татарина. Вот он дымящийся, изливающийся кровью обрубок.

Начали?

Лучники взяли луки и наложили стрелы.

Конники двинулись втай, однако быстро разогнались, перескочили снежную загороду и вырвались на ровное место уже на рысях, ощетинившись копьями.

Татары стояли вдалеке плотно сбитыми кучами. Косматые лошадки поматывали головами, встряхивали гривами.

Беззвучным настилом, как по воздуху, летели русские отряды. Уже различимы сделались остроконечные шапки неподвижных врагов.

На ровном дыхании несли кони русских ратников.

Запрыгали на месте, вскидывая задами, коротконогие монгольские коняшки.

И вдруг разрезал утро дикий гортанный крик:

— И-и-и-а, ур-ур-ур…

И пошла, потлела тьмущая тьма навстречу.

Каждый из русских уже выбирал, намечал свою жертву, напрягая в руке копье, целил острие в узкий глаз, в разодранный воплем рот.

Лучники выпустили тучи поющих, повизгивающих стрел…

— Словно бы новый лес вырос там, куда ускакали потрепанные лучниками татары: длинная, так что и глазом ее враз не охватишь, черная волна катилась на Сить. Сколько же их? Тумен? Два? Три?

— Никак не меньше двадцати тысяч, — проронил Якум так, словно не в первый раз довелось ему видеть такое число конников, собранных в один строй.

Спокойствие его никого не обмануло. Ворохнулись в своих укрытиях лучники, закачались над головами копейщиков хищно поблескивающие на солнце отточенные железные наконечники, заколыхались стяги. Юрию Всеволодовичу показалось, что пешее воинство его готово дрогнуть и пуститься в бега.

— Ты скажи, валом валят! — дрожащим голосом пожаловался Губорван.

— Ниче… Они не знают про наши засеки, — сказал мраморщик.

— Да, да, засеки! — воскликнул обрадованно Губорван, и слово это спасительное покатилось по рядам.

Засеками, на которые ратники так надеялись, были скрытые под снегом бревна, елки, пни с сухими корнями, наваленные в беспорядке и непроходимые для конницы. Тянулись засеки не сплошной полосой, но прерывались там, где были болотистые подлески, по которым пройти можно лишь потайными тропками, а ступи рядом — уйдешь по уши в болотную пучину, не замерзающую и в январе.