Ольга Гладышева - Юрий II Всеволодович

— Прощай? — коротко взглянул старший.

Еще раз все трое посмотрели друг на друга, вскинулись в седла.

Лошади задирали головы, повинуясь всадникам, послушно устанавливались в ряды.

Выдвинулся перед ними великий князь. Челом суров, очи набрякли темными окружьями в морщинах. Шелом держал в руке, волосы слабо шевелил утренний ветер. Посмотрел продолжительно.

— Погибнуть аль живу быти? Но — победить! Лучше живу быти. С Богом! — И надел шелом, сразу засиявший изо всех.

Многие поспешно еще раз перекрестились. Иные шевелили губами, творя молитву.

— Ставьте стяги! — негромко велел Юрий Всеволодович.

Это означало строиться всем конникам и пешцам. Это означало готовиться к бою.

Сразу же завыли рога и трубы.

Меднорудые кроны сосен, пронизанные утренним светом, отливали то голубизной неба, то золотом восходящего солнца. Разгоревшаяся заря окатила розовым светом снега. Само солнце поднималось над бором багровое, воспаленное.

— Зарево! Пожар!

— Ништо! Заря столь жаркая.

— Не там! На закатную сторону погляди, куда светило западает!

Юрий Всеволодович оглянулся. Далекое зарево огня сгустило утреннюю дымку. Верхушки ближних деревьев пропали из виду.

— Никак, Езьск горит?

— Нет, подальше. Рыбаньск, должно.

Кроваво-красный всполох пучился, вздымался над мертвенно-немыми рекой и лесом.

Наконец огненный пузырь прорвался черными вихрями сразу в трех местах.

— Бежичи горят!

— И Городок!

— И Езьск пылает, братцы!

— Надо бечь на помощь, огонь гасить!

— Татаре, что ли, пожар-то вздули?

— Они, они! Везде — они! Все четыре погоста запалили. Вот-вот сюда будут.

— Охолонь! Не нагоняй страху. От погостов до нас десять поприщ. Успеем изготовиться!

Со стороны горящих погостов двигалось живое месиво из людей и лошадей. Шум, скрип, отдельные выкрики, но ни слова нельзя было разобрать…

Но вот долетело отчаянное:

— Татаре! Татаре!

Значит, верно, что это они пожар вздули. Не хотелось верить, что и в окрестных городках оказались татары. Именно в ту сторону Юрий Всеволодович намечал отход в случае поражения, именно для этого велел вырубить широкую просеку в лесу. А теперь ею воспользуются татары. И как они смогли все прознать, как успели обогнуть огромный лес и выйти с тыла? Они пока еще далеко, можно развернуть часть полков в их сторону…

Но нет! Даже если бы удалось вовремя оценить опасность, если бы удалось призвать всех князей, и не только Северо-Восточной Руси, но и Южной — того же Михаила Черниговского, можно было бы нанести больший урон пришельцам, но отбросить их не удалось бы все равно. Это смерч! Что им русские деревянные крепости, что им рвы и частоколы, если они прошли изгоном по Китаю, Средней Азии, Ирану, Кавказу, если перед ними не устояли и каменные, до их прихода казавшиеся неприступными крепости.

— Маячь! Ставить стяги! Уряжать полки! — понеслось тем временем от главного воеводы к тысяцким, сотским, десятским — по всей цепи и в глубь воинства. — Ставить стяги!

Жерди и слеги с воинскими хоругвями вздымались за линией рвов перед стеной соснового бора. Приглушенный шум голосов, переступ конских копыт, звяк мечей и щитов, беготня, окрики тысяцких и сотников. Опытных воинов прохватывал внутренний холодок, каждому уже метилась кровавая сеча.

— Ну, что, ратнички, потрудимся? — взывал Жирослав Михайлович, объезжая строй.

— Потрудимся, как Бог есть!

— Готовьтесь, ратнички, труд предстоит славный!

Это уж так: труд для русичей и подвиг ратный, и все, что с работой или ратью связано — заботы и страдания, печаль и горе, боль от ран и язв, недуги и болезни — все-все труд, все, что трудно.

Юрий Всеволодович вместе с главным воеводой объехал всех тысяцких и сотских военачальников. Все на местах, все готовы к битве, один взрачнее и дюжее другого, в полном порядке воинского убранства.

Много ратников бывалых, не раз ходивших с великим князем в походы. Только прежние рати не такими были: победа давала добычу — оружие, дорогие доспехи, пленников-рабов. Уж так велось испокон века повсюду: война — грабительство. А сейчас, даже в случае победы, не будет никакой поживы — ни добра, ни рабов, ни красных женок. Да и татары, надо думать, не рассчитывают на добычу, как рассчитывали, когда брали города, и они пришли в глухую лесную сторону на смерть или на одну лишь славу.

Жирослав Михайлович сразу же распорядился выслать по всей линии обороны — от погоста Бежичи до устья Сити — мелкие отряды лазутчиков. А к оставшимся в живых людям Дорожа выслал подкрепление.

Юрий Всеволодович одобрил это скорое решение и порадовался, что не ошибся в своем главном воеводе. Грузен, не молод, с одутловатым лицом, но стати не утратил. Выше всех ростом, латы облегают его плотно, выглядел Жирослав Михайлович будто бочка, однако подвижности его и сноровке и молодые позавидуют. Ни на кого не подымал начальственного голоса, но замечал все главные упущения и указывал на них строго, взыскивал беспощадно. Помощники и гонцы были у него понятливые и расторопные.

— Подлинно стратег! — похвалил его Юрий Всеволодович.

Не обманул надежд и главный боярин Василька Жидислав, худощавый и подтянутый, что тетива жильная. Он сумел быстро и справедливо, не вызвав ни у кого ни ропота, ни нареканий, раздать пешим ратникам оружие и броню, определить каждому свое место.

Старый дружинник Якум с красным от мороза лицом и черной с редкими серебряными нитями бородой находился при великом князе безотлучно, все распоряжения понимал с полуслова. Еще только собрался Юрий Всеволодович верхоконных дружинников предупредить, чтоб не вздумали гнаться за татарами, а Якум уж вскочил на снежный взлобок берега, перекрыл горячим головам путь:

— Они заманят вас туда, где у них главные силы. Или не слышали про их коварство?

Глеб Рязанский, невыспавшийся и похмельный, ходил хвостом за великим князем и канючил:

— Вели, Гюрги, дать мне меч! Не с укладным же ножиком мне драться?

— Будешь при мне толмачом. Ужо возьмем пленных, станешь их пытать.

Глеб в ответ взглянул вдруг остро и трезво, но смолчал.

Кашевары — старый Леонтий и молодой Бровач — тоже взялись за оружие, хотя Жирослав Михайлович и попенял им, что присмотр за котлами и варевом бросили.

Святослав не находил себе места, забыв обиду, все допытывался у брата, где ему быть да кем предводительствовать. Глядя на своего князя, и слуга его Проня чувствовал себя лишним.

Братаничи, все трое, во главе со старшим Василько и своими боярами быстро заняли отведенное им и их ратникам расположение в междуречье Сити и Мологи, там, где истоки обеих рек близко сходились к поросшему лесом взгорью.

Солнце только-только поднялось над еловым перелеском, как уж все полки заняли назначенные им места обороны.