Борис Тумасов - Мстислав

- Ещё один княжий любимец. Удалятся с князем в книжную хоромину, Ярослав сказывает, а тот знай себе пером выводит. Болтают, князь законы придумывает, по каким нам жить.

Потёр Собачий Хвост ладошки, носом шмыгнул.

- Ну что воевода на это ответит?

- Я, боярин, по отцовским заповедям живу, отрезал тот, - и мне никто не указ.

- Да я что, - отмахнулся Кружало.

Потоптались бояре ещё маленько, разошлись, Собачий Хвост вдали заметил боярина Авдюшко.

Дождь полил неожиданно, крупный, густой, и сразу побежали по черниговскому Подолу, вспузыриваясь, грязные потоки. Мстислав едва успел заскочить в керамическую мастерскую. Мастер, с редкой бородёнкой и бронзовым от загара лицом, стоял у обжиговой печи, ворошил в огне железной кочергой. Увидев князя, не удивился, чать, от дождя спасается. Сдвинув в сторону разложенные на лавке формы, позвал:

- Садись, князь, в ногах правды нет.

- И то так.

Сел Мстислав, осмотрелся. Мастерская низкая, просторная, и всё на месте: горшки, кувшины, светильники, свистульки разные для детворы в виде зверьков. В углу чан с замесом, на гончарном круге горшки. Освещённые печным огнём, они отливали однобокой краснотой.

- Как зовут-то тя, чародей?

- Семёном, князь.

И, отложив кочергу, принялся подсыпать в замес песок.

- Тут, князь, надобно угадать, сколько чего сыпать, да вымесить. Ино черепки из печи вынешь. А потом вторая наука, главная: полива, краски, чтоб глаз радовали… А изнутри, вишь, каждый горшок хвойной смолой смажу. Коль такого не сделаю, вскорости хозяйки такую посудину за дверь выставят, течь будет.

- Обучал тя кто?

- Я, княже, с мальства при отце науку познавал. Искусный мастер был. А он, сказывал, к грекам присматривался.

- А твои помощники где, Семён? Аль сыновей нет?

- Нет, княже, не дала жизнь.

Мстислав вздохнул:

- Вот и мне также. Однако ты, мастер, уменье своё другим передай. Учеников непременно имей. - Выглянул в открытую дверь: - Дождь закончился, пойду. Но помни, вдругорядь зайду, проверю, строго спрошу. Мастерство своё русский человек из рода в род передавать должен, а не уносить с собой в могилу.

Город ещё не проснулся, но кое-где уже засветились в избах лучины. Их блеклый свет пробивался через затянутые бычьими пузырями оконца. В хлевах нетерпеливо мычала скотина, пастухи запаздывали.

Небо серело, и звёзды гасли. День обещал быть погожим. Караульные на городских стенах, завидев князя, приободрились, стряхнули непрошеный сон.

Мстислав поднялся на башню. С её высоты глянул по сторонам - сплошной стеной темнел лес, по Десне пошёл молочный туман, остался на лугу.

Князь любил такую пору. Её называют грибной. Княжичем он ходил с челядью за грибами, и не было его удачливей. Корзины по две приносил.

«Господи, - подумал Мстислав, - отчего так часто стал я вспоминать детство? Неужли прав был отец, великий князь Владимир, когда однажды, прижав меня к себе, с грустью промолвил: «Ужли и я был таким?» Видно, и мои годы повернули на старость», - решил Мстислав с той же грустью, что и отец.

твыла, отбесновалась зима вьюгами, метелями, завалами снежными, морозами трескучими.

На Крещение черниговцы на Десне лёд пешнями пробили. Епископ Киприан и отец Кирилл с дьяконами и церковным хором воду святили. Отчаянные молодцы, раздевшись донага, кидались в ледяную купель. Толпа ахала, визжала от восторга. Девицы стыдливо отводили глаза. Им кричали с хохотом:

- Девки, дуры, пока нагишом, присматривайте жениха, кто чего стоит!

Неожиданно для всех Мстислав принялся разоблачаться. Добронрава брови вскинула:

- Окстись, князь, мороз, деревья трещат!

- Эх, княгинюшка, я ли не орёл?

Люд зашумел:

- Смотри-кось, князь крещение принимает!

- Ай да Мстислав удалой!

Бояре головами укоризненно покачивали, а Димитрий воеводе Роману зашептал:

- Срам-то принародно кажет!

Тут боярыня Евпраксия наперёд полезла:

- Вы-то, пни трухлявые, и рады показать, да ничё у вас не осталось.

- Тьфу, - плюнул боярин жене под ноги, - рыло-то отвороти.

- Как бы не так, - рассмеялась Евпраксия, - мне поглазеть и то в радость.

А Мстислав уже в прорубь бултыхнулся. Вода враз как огнём опалила. Побарахтался маленько. Его из проруби выволокли под одобрительный гул. Кто-то тулуп овчинный на князя накинул, кто-то валенки и шапку тянет.

А дома, в хоромах княжьих, баня натоплена. Попарился Мстислав, веником берёзовым нахлестался, после чего, выпив вина хмельного и поев горячей лапши с гусиным потрохом, так легко себя почувствовал, будто десяток лет скинул.

Добронрава пошутила:

- Ты бы, князь, ещё разок купель принял, гляди, окажешься таким, каким я тебя по Тмутаракани помню.

До обжи занесло дорогу. Мстислав велел заложить беговые санки, намерился Оксану проведать. Видит Бог, сладок плод запретный.

Катил тройкой. Коренник и пристяжные грудью гребли снег. Гридин коней сдерживал, не доведи опрокинуться. Где-то в глубоком лесу завыли волки. Кони ушами запряли, по коже у них дрожь. Гридин вожжи натянул, успокоил тройку.

В обже князя не ждали. Хозяин подшивал валенок, Оксана варила щи, а боровички двор от снега расчищали.

- А то как враз таять начнёт, избу подтопит, - сказал Пётр и хотел отложить работу. Но Мстислав остановил его:

- Делай своё, я не надолго.

Оксана голос подала:

- Уедешь, князь, но прежде щей наших отведаешь.

Пётр всё-таки поднялся:

- Пойду сыновьям помогу.

Мстислав мысленно поблагодарил смерда. Когда дверь за ним закрылась, князь обнял Оксану. Она промолвила:

- Грех великий на нас, Мстислав.

- Не на те, Оксана, на мне. Ты наяву и во сне в мыслях моих.

Дай срок, князь, я свой и твой грех отмолю. В Киев уйду, в монастырь.

- Замолчи.

- Ладно уж, - Оксана отстранилась. - Не станем о грехе говорить. Прости меня, князь, я первая начала. Некстати.

Мстислав поцеловал её. Неожиданно вспомнил отца Кирилла, нахмурился:

- Ив любви не волен я, моя лада.

В сенях кто-то сбивал снег с валенок. Оксана прошептала:

- Потерпи, князь, по весне отлюбимся.

Над Черниговом дымы столбами, зима последнее добирала. Бывало, зимой Мстислава одолевало безделье. По примеру Ярослава он взялся читать, но едва осилил «Историю» Геродота [138] …едва осилил «Историю» Геродота . - Геродот (ок. 484 - ок. 425 гг. до н.э.) - крупнейший древнегреческий историк, прозванный «отцом истории». . Мстислав знал себя, ему необходима встряска.