Борис Тумасов - Мстислав

- Ты к нам заглядывай! - крикнул ему вслед Андрияш.

У тиуна огнищного Димитрия дел невпроворот. С утра и допоздна по клетям подсчёт ведёт, продукты, какие для дальнего пути надобны, отбирает. Петруня у Димитрия за помощника, стоит за его спиной, всё в памяти держит: и сколько мер гречи, и сколько сала солёного. Тиун знай посохом по закоулкам тыкает, на кули указывает либо берестяную грамоту из торбочки достанет, палочкой костяной нацарапает цифирь и снова спрячет. Из-за плеча поглядел Петруня, как единицы пишутся, десятки, запомнил, а на досуге уразумел, что к чему. Димитрий удивился: «Смекалистый малый».

Весна и пол-лета миновали, как привёз Давид Петруню из Константинополя. Привёл к князю, рассказал о парне и что с ним случилось в жизни. На ту пору был у Мстислава дворский. Посмотрел он на Петруню и сказал:

- Дай мне его, князь…

С того дня живёт Петруня у Димитрия в людской. Долгими вечерами рисует кусочками деревянного угля на гладких берёзовых досочках. В тусклом свете лучины накладывает уголёк штрих за штрихом, и вот уже готовы портреты зодчего Анастаса и русского мастерового Малка. На другой досочке нарисовал Петруня улицу Константинополя и порт с кораблями.

Попались те досочки в руки тиуна огнищного, показал он Мстиславу. Тот долго разглядывал, потом сказал;

- Пригляди, Димитрий, за ним. Помнится, говорил мне купец Давид, что жил парнишка в Константинополе у зодчего. Видно, и впрямь умелец малый, раз грек в обученье брал его. Нам такой городенец [100] Строитель. , зодчий надобен будет.

Давид стоит на берегу у самого моря и смотрит, как грузится на ладьи княжья дружина. Один за другим поднимаются по зыбким сходням воины. Иногда какой-нибудь оглянется, махнёт рукой и исчезнет за высокими бортами ладьи, только голову в остроконечном шеломе видно. Зато у ладей, где садится полк тысяцкого Романа, шумно, крикливо. Да и не могло иначе быть: все здесь свои, тмутараканские. Гончар с посада, положив на плечо копье, окликает другого гончара, остающегося дома:

- Матери при случае помоги!

Товарищ из толпы отвечает кивком.

Молодайка из рыбацких выселок со сбившимся на самый затылок платком кричит здоровому, плечистому парню с топором за поясом:

- Возвертайся, Василь, ждать буду!

Рыбак смущается от девичьего признания на миру, топчется на сходнях, как увалень, и они дугой гнутся под ним. Не зная, куда девать свои красные пудовые руки, он сжимает их в кулаки, басит невпопад:

- Марья, чёлн просмоли!

Толпа хохочет:

- Ай да Василь, не о девке думает, а о челне!

Василь, может быть, ещё топтался бы на сходнях, да задние подпирают, и он вперевалку взошёл на корабль. У других ладей тоже гомонят, перекликаются. Малолюдно только у тех кораблей, на которые грузят снедь, кули с зерном и другим провиантом. Дворский Димитрий, борода лопатой, сам за всем доглядает, глаз не спускает. Тут же Петруня вертится. Увидев его, Давид подумал: «Ишь как вытянулся да раздобрел».

Прошли на ладью Савва с Баженом. Давид сразу и не признал их. Оба в кольчугах, шеломах, бармицы на плечи спадают. Савва искал глазами кого-то на берегу. Увидев Давида, помахал. Давид в ответ поднял руку, почуял, как скупая слеза набежала на ресницы. Незаметно смахнул её.

Корабли, приняв воинов, отходили от берега, становились на якорь. Одна княжья ладья с развевающимся голубым стягом замерла у чалок. Ждали Мстислава.

Тихо в княжьем тереме, безлюдно. Скрипнет ли половица под ногой, зажужжит ли шальная муха, далеко слышно.

Мстислав торопится. Надо с Добронравой проститься да ещё Яну дать наказ. Он поведёт часть дружины верхоконно, степями, по-над Доном. С ним пойдёт обоз и табун.

Вот и Добронравина горенка. Дверь приоткрыта, и Мстислав издали увидел жену. На ней мужские штаны, заправленные в лёгкие, красного сафьяна сапоги, шёлковая рубаха. Из-под распахнутого ворота выглядывает кольчуга. На треногом столике лежат лёгкий меч и шлем. Мстислав усмехнулся, догадался - Добронрава с ним надумала ехать. Подошёл к ней, обнял:

- На рать собралась?

Она промолчала.

- Нет, не возьму, не для женщины то.

- Я - княгиня, и место моё с князем. Без тебя мне здесь делать нечего, - ответила Добронрава. Коли ты не возьмёшь, с воеводой уйду. Не для того я ратному делу обучалась.

Мстислав понял: Добронраву не переубедить. Он задумался, выглянул в оконце. Ладьи изготовились к отплытию. Сотни полторы, они заняли весь пролив.

- Ин быть по-твоему, - Мстислав обернулся, сказал задорно: - Пусть у князя тмутараканского и жена не такой будет, как у остальных князей русских…

Вверх по Дону плывут ладьи, вытянулись длинной лентой. Далеко позади остались мутные воды Сурожского моря и широкое речное гирло Дона с островами, поросшими камышом и густым кустарником.

Воевода Ян ведёт конные полки берегом, не теряя из глаз княжьей ладьи. Иногда воевода думает о предстоящей битве с хазарами, расставляет в уме полки. Душой он не верит печенегам. Ещё ни разу не ходила Русь на врага с ними в союзе.

Ян морщит лоб, пытаясь представить, как поведут себя в бою печенеги, но ему не удаётся это. Свернув на обочину, он натянул поводья. Мимо ряд за рядом проходил полк большой руки. За ним засадный. В голове каждого полка свой стяг. Воевода всматривается в знакомые лица воинов. Разные они: суровые и весёлые, молчаливые и разговорчивые. Одни из них видели уже не одну битву, другие впервые ждут её, торопятся, будто на свадьбу. Здесь и русские, и касоги, что ушли от своего князя Редеди служить под знамёна князя Мстислава.

Вон горячит коня гридин Василько. Рядом с ним десятник, дед Путята. Яну он напоминает отца в былые годы. Теперь уже нет в живых старого Усмошвеца. Не довелось ему поглядеть, как мужал сын, из простого воина стал сотником, потом князь Владимир тысячу воинов доверил, а вскоре и воеводой сделал, в один ровень с родовитыми боярами киевскими. Им на зависть… Не оттого ли князь Владимир в Тмутаракань послал его, к Мстиславу?

Ян очнулся от дум, когда полки прошли. Следом, на коротком интервале, гнали табун, тянулись обозные телеги. Разноголосо скрипели колеса, ржали лошади, покрикивали пастухи.

Прикрывшись ладонью от солнца, воевода поглядел, не сильно ли растянулся обоз, и тронул коня.

Дальние дозоры разведали - хазары идут. Не стал Мстислав дожидаться их, снял полки, выступил навстречу.

Печенеги Дон перешли, двинулись следом. Три тысячника скачут за ханами Боняком и Буланом, три тысячи всадников топчут копытами землю. Молчит Боняк, и Булан не знает, о чём он думает. Если рот человека закрыт, как узнать его мудрость?

Искоса Булан поглядывает на брата. Тот щурит и без того узкие глаза, смотрит вдаль. Мыслям в голове стало тесно, и Боняк сказал: