Галина Романова - Изборский витязь

Он бросился было на помост, намереваясь за бороду стащить посадника наземь, но тут на него с боков накинулись дворовые Внезда и Семёна Борисовича. Они столкнули Волоса Блудкинича обратно и навалились на него кучей.

- Бейтя его! - закричал Внезд Вадовик, в порыве занося посох и опустив его на сцепившихся в драке людей. - Он дом мой хотел пожечь!

Взбудораженное вече береговой волной накинулось на дерущихся. Волос Блудкинич отбивался, но его повалили наземь и топтали ногами до тех пор, пока он не затих вовсе.

Внезд Вадовик больше помалкивал, смотря и слушая. После побоища вече гудело и бурлило, подогревая само себя. Его не надо больше было подталкивать, оно само, вскипев, как готовое варево, перелилось через край и ринулось по улицам. Размахивая дубинами и дрекольем, толпа с гамом и шумом текла по улицам, и к ней в первые ряды уже мешались переодетые холопы Внезда Вадовика и его ближних. Посадник всегда имел в толпе своих людей, чтобы в случае чего именно они первыми начинали кричать на вече то, что потом становилось мнением всего города. Сейчас они вели людей к домам врагов своего хозяина.

Так уж бывало, что при всяком бунте и нестроении громили не только дома и усадьбы виновных - находились люди, которые под общий шум пытались расправиться со своими врагами. Поэтому обычно горели целые улицы, а народ, пьяный от грабежей и суеты, рыскал вокруг и искал, кого бы ещё разбить. То тут, то там в вечернее небо поднимались клубы дыма - горели усадьбы. Зажгли дом Волоса Блудкинича, чет труп так и остался валяться на вечевой площади. Подпалили хоромы Иванка Тимошкинича. Самого Стефана Твердиславича напугали, снеся ворота в его терему, пограбили всех его соседей и свойственников.

Долго в тот раз буйствовал Новгород - чуть не до рассвета город не сомкнул глаз. Сперва грабили боярские хоромы, дрались и делили добро, потом, когда уже чуть начали расходиться, от красных петухов, выпущенных в ту ночь без счета, загорелся Славенский конец. За грабежом и делёжкой этого вовремя не заметили, и пожар успел разойтись по нескольким улицам. Скоро горело столько домов и усадеб, что горожане забыли о мятеже и вовсю тушили пламя. С огнём воевали ещё целый день, а когда управились, выяснилось, что погибло и попорчено добра столько, что о разграбленных боярских домах нечего и вспоминать. У нескольких десятков семей не осталось ни кола ни двора, у многих уцелело только то, в чём успели выскочить. Хорошо, была весна и ночи начинали теплеть.

Занятые свалившейся бедой люди даже не вспоминали о том, с чего всё началось. Боярские распри отошли в тень, тем более что сами бояре притихли и более не шумели.

Впрочем, шуметь было особо не с чего - вое, кого мог посадник Внезд считать своими врагами, ныне не были для него опасны. Стефан Твердиславич спешно уехал в дальнюю вотчину, на Мету, и всё лето не показывался в Новгороде. А Иванок Тимошкинич, с коего всё началось, был убит. Когда начали грабить его подворье, он, несмотря на увечья, сумел с несколькими верными людьми выбраться из терема и поспешил укрыться в ближней церкви. Но его перехватили по дороге, узнав по платью, поймали и, избив ещё раз, отволокли в Волхов, где и утопили. Остальные недоброхоты, сражённые примером, помалкивали и были тише воды, ниже травы.

Так в затишье прошло почти всё лето, бывшее для Новгорода чуть легче, чем два предыдущих. С той поры, как принял княжение Михаил Черниговский, Русь трепали беды. От дождей вымокли поздние яровые, лен, не родили огороды, а те озимые, что посеяли, вымокли и вымерзли зимой, так что новый урожай оказался не в пример скуден.

Надеялись на помощь Низовских земель, но на Волоке Ламском сидела дружина Ярослава, заворачивающая торговые обозы. Впрочем, в то время ей заниматься этим почти не приходилось - новым летом обозов по всей Руси стало меньше. Год и другой урожаи не задались нигде. Возить в Новгород для торговли было нечего - самим еле хватало. Обильно, как встарь, родила разве что Киевская да Галицко-Волынская земля. Оттуда шли товары, но разве могла прокормить оскудевшая людьми и ремёслами Киевская Русь [272] «... оскудевшая людьми и ремёслами Киевская Русь» - в IX-XII вв. Киев был столицей древнерусского государства. С размножением Игорева потомства единый род распался на несколько враждебных ветвей. В1132 г. начинается период феодальной раздробленности. Кроме политических неурядиц, второй причиной падения Киевской Руси, которое стало очевидным к концу XII в., было соседство с кочевниками. Отрезанный от Чёрного и Каспийского моря, Киев не мог уже быть посредником в торговле Европы с Востоком. Население покидало город и окружающие его волости, уходя от княжеских усобиц и набегов половцев и печенегов. огромную, обильную народом и жадную до жизни Владимирскую Русь вкупе с Новгородом!

В малых городках и весях всё ж было полегче - помогали лес и река. В самом Новгороде поневоле вспоминали времена, когда город душил князь Ярослав Всеволодович. Как и тогда, ели кору, мох и собак. Люди бежали из города, чтобы умереть спокойно, ибо случалось, что поедали и человеческие трупы. Матери продавали своих детей богатым людям и даже на чужбину. По улицам бродили толпы людей - выискивали дома богатых и разбивали в них житницы, надеясь найти хлеб. Много хлеба похватали при грабеже посадничьих хором и потом при погроме его недоброхотов.

Новым летом, когда люди после волнений и пожара притихли и занялись своими делами, наконец-то пришло избавление и от голода - едва можно стало пуститься в плаванье, через Волхов и Нево-озеро Варяжским морем пришли купцы из Висби и Любека. Прознав о голоде, они привезли в Новгород хлеб. Лето тоже выдалось хорошим по всей земле и на Низу, и можно было надеяться на лучшее.

Единственное, что тревожило новгородские и псковские земли - это ливонцы. Самим рыцарям в связи со смертью епископа Альберта было не до походов, но литовцы, приохоченные ходить на псковские и новгородские земли с войной, чуть не ежегодно совершали набеги на русские земли. Избегая сражений, они проходили по земле, захватывая добро и угоняя полон. Бояре терпели набеги на свои вотчины, вынужденные смиряться с тем, что из-за них меньше становится и без того скудная от неурожаев дань. Но защищать Новгород и Псков от набегов должны были княжеские дружины, а Михаил Черниговский бывал на столе наездами. Вместо него сидел мальчик, который даже со своим пестуном пока сражался деревянным мечом и не мог повести полки в битву. Усмирённые Внездом Вадовиком и его союзниками люди молчали, но постепенно начали поварчивать. Стефан Твердиславич, хоть и не выступал более открыто и позвать князя Ярослава не подговаривал, тем не менее не молчал. И постепенно в городе сложилось тихое мнение, что пора бы уж князю показать свою настоящую силу и либо приструнить литовцев, сходив на них походом, либо уйти подобру-поздорову и уступить место достойному. Слушая эти разговоры со всех сторон, посадник отправил Михаилу в Чернигов грамоту, и тот обещал, что скоро пойдёт в Новгород, чтобы оттуда отправиться прямиком на Ливонию.