Галина Романова - Изборский витязь

- Привет, друже! - молвил он, подходя к спешившемуся приятелю. - Почто так спешил? Никак в граде что случилось?

Он был расположен поговорить, но Ян отстранил друга:

- Не до бесед мне, Василий, а поведай-ко мне лучше, как князя поскорее отыскать. В чьей он келье?

Ярослав любил подолгу беседовать с учёными людьми - нарочно, проезжая мимо монастырей, останавливался, заходил, заводил разговоры с книжниками и чуть где сыщет ум светлый да полёт мыслей не по-монастырски высокий - так и зачастит к этому человеку. А там и монастырь начнёт одаривать. Мудрых людей из дальних погостов и обителей переселял ближе к городу - ныне чуть не в каждом монастыре в Переяславльском княжестве был у него готов собеседник.

Василий перехватил ринувшегося было прочь Яна за рукав:

- С какой бы вестью ты ни прибыл, погодь сейчас князя тревожить. С отцом-игуменом он беседует. И беседа тайная, - мечник огляделся по сторонам и шепнул как величайшую тайну: - О разводе князь говорить пришёл - он-то, слышь, вроде как бобылём остался!..

Каждое слово, сказанное Василием, ножом по сердцу приходилось по душе Яна. Не желает ли Ярослав развести с ним Елену, взяв за себя чужую жену?.. В прошлые времена такое бывало - коли чужое счастье глаза застит, можно разрушить его и своё на том месте выстроить. Сколько песен, былин о том поётся! Слушаешь, о чужой судьбе вздыхаешь, а потом глядь - то про тебя сказано!

Василий, видно, что-то разглядел в лице друга - замолчал, бросил искоса оторопелый взгляд и отошёл.

Ян всё ещё стоял, прижимая руки к груди и глядя перед собой, когда из глубины монастырского широкого двора показался князь Ярослав. Как всегда после долгой беседы с монастырскими, он шёл посветлевший, с особым блеском в глазах. Отец игумен шёл рядом, что-то ещё тихо говорил - князь медленно кивал на каждое слово, но мысли его бродили далеко. Заметив изборца, он нахмурился и заторопился с отъездом.

Игумен благословил Ярослава и отошёл. Отрок подвёл князю высокого породистого скакуна, вывезенного из южных степей половцами. Взлетев в высокое седло, Ярослав махнул рукой дружине - спешили к вечеру в Переяславль. Едва проехали ворота, Ян не выдержал и поравнялся с князем.

- Ладно ли съездил? - первым заговорил Ярослав, мечтательно глядя на дорогу. - Не случилось ли в дороге лиха?

- Нет, княже. Не в дороге меня беда подстерегла - в родном доме! - ответил Ян.

- Уж не получил ли вести из Изборска? - князь по-прежнему не смотрел на собеседника.

- Всё тихо там, - отмолвил Ян и не выдержал - воскликнул: - Что ж это такое деется, княже? Почто от живого мужа жену забираешь?..

Ярослав даже придержал коня и в первый раз обернулся на витязя.

- Что ты говоришь? - спросил он требовательно.

- Верни мне Елену Романовну, князь, - строже молвил Ян. - Не ладное творишь! Жена она мне перед Богом и людьми, любит меня. Не разлучай нас, не рви сердца моего. Она ведь тяжёлая, княже! Рожать ей зимой!.. Подумай, каково ей?

Породистое лицо Ярослава вытянулось, стало суше и тоньше, словно на иконе. В глазах мелькнул холодок отчуждения.

- Что ты молвишь, не понимаю, - ясно выговаривая слова, произнёс он. - Ни у кого я жены не отнимал, силой никого не разлучал! А что свершено, то свершено, и не тебе судить.

- Но как же... - начал было Ян, но Ярослав нахлестнул коня и широкой размашистой рысью двинулся вперёд. Отроки тоже прибавили ходу. Князь словно спешил уйти от своего дружинника и торопил коня, понуждая его перейти на бешеный лёгкий скок. Ян тоже хлестнул плетью жеребца, но, хоть и догнал отроков, поравняться с князем не смог - он скакал в окружении дружинников, ставя их заслоном перед изборцем.

В тот день и последующие его больше не звали к князю, и Ян одиноко оставался в своём тереме, рубленом ещё давно, чуть не в первую зиму служения Ярославу. Терем с клетями и конюшней стоял у самой стены детинца, на образовавшемся после пожара и ещё не застроенном пустыре. Не будь огня, не стоять бы его дому так близко от княжеских палат. Когда- то, вступив впервые в свежесрубленные горницы, Ян радовался - далеко от родины у него появился свой угол. Но сейчас, метаясь из угла в угол в опустевших хоромах, он готов был молить Бога о пожаре. Пусть сгорит его дом со всеми клетями - не было в нём нужды, раз не было и Елены. Не так уж много прожила она в нём хозяйкою - всего-то с того дня, как по весне приехал княжеский поезд из Торжка в Переяславль, а уже не мил стал терем без неё. Что она сейчас? Плачет ли наложницей в палатах княжеских иль смирилась? После отъезда княгини Ростиславы Ян и часа не сомневался, что Елена успела его полюбить. Но как теперь? Может, приказал князь - и забыла мужа! А ребёнок? Нерождённый ещё младенец, что с ним?

На четвёртый день, не выдержав, Ян сам поехал к Ярославу.

Перед ним привычно распахнули ворота, и отрок подбежал принять коня, но остальные почти не обращали на него внимания. Он был здесь - и в то же время его не было. Прошёл куда-то Михайла Звонец - едва кивнул головой, и почему-то сразу вспомнилось, что сам Михайла уже третий год был женат и успел породить сына и дочь. Мелькали дружинники - те самые, кому он совсем недавно отдавал приказы. Сейчас они проходили мимо, едва бросая в сторону короткие взгляды.

Недолго задержался Ян на подворье. В княжеские хоромы пройти не удалось - на крыльце, словно нарочно для него, была поставлена стража, а едва он куда-нибудь направлялся, его тотчас же окликали, удерживая пустым разговором. И по общему согласию Ян догадался - князь не хочет, чтобы он не просто вернул себе жену, но и даже не смог видеться с нею.

Потерянный вернулся Ян в пустой дом и всю ночь до утра просидел на лавке у окна, глядя на притихший город. В сторону холодной одинокой постели и смотреть больше не хотелось, а от взглядов жалостливых, осторожных, вовсе становилось не по себе.

Едва отзвонили заутреню по церквям, в его ворота нежданно-негаданно застучали кулаки. Воротный сторож, расспросив проезжих, впустил их.

Стуча сапогами, в горницу вошёл Василий Любимович. Истово, но спокойно, положил поклон на три стороны, перекрестился на иконы в углу и повернулся к Яну:

- Здрав буди, Ян Родивонович! Со словом к тебе от князя Ярослава Всеволодовича. Желает князь видеть тебя нынче возле, с тем и меня к тебе послал, наказав непременно проводить тебя на подворье... Милостью тебя князь жалует, ближним боярином своим делает!

Не мог Ян судить Ярослава - хотел, да не мог. Не потому, что простил - память о Елене сидела в душе занозой, - просто жила ещё в нём та самоотверженная преданность, которая и рождает самых верных, самых честных слуг и друзей до гробовой доски. Ярославов поступок ранил Яна в сердце, но оставался ещё и разум, который велел скрепиться, силой унять боль и продолжать жить. Ярослав разбил ему жизнь - но он оставался князем, и значит, жизнь ещё не потеряла смысла. Кроме того, служа князю, теперь он служил и Елене.