Николай Коробков - Скиф

— Теперь самый храм не пользуется большим уважением, — печально качнул головой Эксандр, — но прежде он был в чрезвычайном почете, как об этом можно судить по сокровищницам, сооруженным там народами и правителями; в них хранились посвященные богу драгоценности и произведения лучших художников. Достаточно вспомнить также знаменитые пифийские игры и множество известных изречений дельфийского оракула.

Ты обратил внимание на самый храм оракула? Он представляет собой довольно глубокую пещеру с незначительным отверстием, откуда поднимаются пары, приводящие в восторженное состояние.

Я присутствовал при прорицании и стоял у самого треножника, воздвигнутого над расселиной. Пифия вошла и села на него. Она вдыхала пары и постепенно приходила в священное исступление. Потом она начала изрекать предсказания в стихотворной форме. Эти прорицания обрабатываются затем жрецами и поэтами, служащими в храме, так, чтобы их размер был совершенным...

Дельфийский храм называли раньше пупом земли и считали, что он лежит в центре всех обитаемых областей. К этому добавляли миф, рассказанный Пиндаром, будто бы именно здесь встретились орлы, выпущенные Зевсом, один с запада, другой с востока; впрочем, некоторые вместо орлов говорят о воронах. Действительно, в храме и теперь показывают пуп, перевязанный лентами и украшенный изображениями из мифа об орлах Зевса [67].

— Да, — задумчиво сказал Люций. — Дельфы перестали быть пупом земли. Теперь есть новый центр — Рим. Наши орлы разлетаются оттуда по всему миру.

— А золото со всего мира стекается в Рим, — добавил Адриан.

— Не знаю, очень ли это Хорошо для вас, — сказал Эксандр. — Золото — залог развития государства, но и основа его гибели. Как только высшие классы начинают богатеть, они становятся враждебными народу, заботятся только о своих выгодах и перестают думать о государстве.

Мне кажется, что Платон был совершенно прав, когда говорил, что правители не должны быть собственниками; только в таком случае они будут больше помышлять об общественном благе, чем о личных делах. Они должны были бы содержаться на средства государства, получая от него все необходимое для жизни. Им вовсе не следовало бы иметь денег...

— И ты, действительно, веришь в возможность порядка, обязывающего правителей быть неимущими людьми? — усмехнулся Адриан.

— Почему же нет? Вспомни, — Платон шел гораздо дальше и считал, что лучший порядок будет там, где об одном и том же предмете слова «мое» и «не мое» произносит наибольшее число граждан, т, е, там, где все общее. Тогда все будут получать из общего достояния по своим заслугам, и никому не будет нужды завидовать другим. В самом деле, нельзя ведь не согласиться с тем, что лучше всего живут люди, когда, далекие от богатства, они занимаются земледелием и обитают в уединенной стране, не вступая в сношения с соседями, довольствуясь тем, что им посылает природа...

Купцы и промышленники непомерно богатеют. Разве не следовало бы ограничить это? Пусть фабриканты выделывают только самые необходимые для жизни предметы — одежду, обувь, продукты питания...

— Извини меня, — сказал Люций, — но мне кажется, что тут Платон доходит до абсурда. Он просто-напросто предлагает уничтожить цивилизацию. Ведь он называет «лихорадочным» всякий город, где люди пользуются хорошей мебелью и красивой утварью, где требуют тонких блюд и любят благовония. По его мнению, все это не нужно, так же как не нужна живопись, расцвечивание материй, золото, слоновая кость и тому подобное.

— Да, конечно, это крайность. Но не следует допускать, чтобы все это служило, главным образом, для обогащения купцов. Без них, как и без промышленников, совсем обойтись нельзя, — ведь в благоустроенном городе один производит только оружие, другой — только обувь, третий — только зерно и масло; значит, нужны и посредники между ними, чтобы доставлять каждому то, чего у него нет, а лишнее брать на продажу. Но все-таки купцы — это барышники; сами ничего не производят и богатеют тем больше, чем больший убыток терпят другие: для них выгодно то, что для других невыгодно, — купить дешевле и продать дороже.

«Это, — говорит Платон, — люди самые слабые телом и не способные ни к какой другой работе».

Государство должно непременно следить за ними, иначе они разорят город, скупят у бедняка все, что он имеет, оставят его «жить в городе, не будучи никаким его членом; он не промышленник, не ремесленник, не всадник, не гоплит», у него ничего нет, и он осужден на голод. Поэтому лучше, если бы торговцев было немного и они были бы честными людьми; а чтобы их обезвредить окончательно, государство должно само назначить цены на все товары и заставлять купцов держаться этих цен.

И, конечно, лучше, если в государстве нет излишних капиталов, потому что деньги плодят великое зло, обогащая одних и разоряя других. Деньги должны служить только для ежедневного обмена, чтобы платить должное художникам, давать плату наемникам, рабам и слугам. Для этого в государстве должна быть ходячая монета, и притом такая, чтобы она не имела никакой цены для чужестранцев. Пусть, например, она чеканится из железа: она имела бы только условную цену, была бы тяжелее всякой другой, ее неудобно хранить, и никто не стал бы собирать ее в большом количестве и обогащаться таким путем. Золотую же и серебряную монету можно было бы употреблять только в тех случаях, когда приходится платить чужестранцам, — в походах, в путешествиях...

— Все это интересные мысли, и, конечно, только великий философ мог высказать их с такой отчетливостью и определенностью, — сказал Люций. — Но мне кажется, что ценность их еще более значительна от того, что они вовсе не измышлены мудрецом. Они вечно жили и живут в человечестве; Платон только воспринял их и свел в стройную систему.

Человек всегда неудовлетворен. Он тщетно гоняется за призраком счастья, бессознательно стремится к благу и справедливости, но он никогда не находил его в жизни и потому в мечтах своих создал легенду о золотом веке, о времени, когда люди не знали ненависти, забот и страстей. Земля без трудов приносила им богатые урожаи плодов, и люди, не зная несчастья, жили в спокойной радости. Тогда львы и газели, ягнята и волки паслись рядом, и орлы заботились о птенцах голубей.

И вот люди мечтают, что золотой век вернется снова. Они ждут его, а философы и поэты поддерживают эти мечты, рассуждают, сочиняют поэмы и сказки. Но они верят им только тогда, когда их пишут, не заботясь о здравом смысле. Золотой век желателен, да, но сначала надо увериться в том, что львы могут спокойно лежать рядом с ягнятами и питаться травой и цветами.

Платон рассказал нам об идеальном государстве, но он забыл научить нас самому главному: как изменить природу людей? Кажется, даже в себе самом он не сумел ее изменить. Враг демократии, друг тиранов, наконец, сторонник избранной народом власти — таков был его путь.