Николай Коробков - Скиф

Он опять приказал задернуть занавес и стал думать, следует ли выпить немного трифолинского или лучше принять какое-нибудь лекарство. Боли в груди показались ему возрастающими, и он велел позвать врача. Тот явился сейчас же, — господин часто требовал его к себе по утрам. Адриан протянул пухлую руку — пощупать пульс, высунул белый обложенный язык и вдруг рассердился. Выражение лица врача показалось ему неприятным.

В конце концов, от него нет никакой пользы. Лекарства почти не действуют, — стоило платить за этого раба такие огромные деньги!

С брезгливой злобой Адриан посмотрел на старика, ощупывавшего его отекшие, распухшие ноги, и резко оттолкнул его.

— Довольно! Мне придется, кажется, искать другого врача. Ты, может быть, лучше пригодишься в качестве псаря или хлебопека. Если не найдешь способа дать мне приличное самочувствие, я сегодня же отправлю тебя на новую работу.

Он выпил поднесенное ему лекарство и сморщился.

— Горечь!.. Может быть, ты думаешь, что лекарство должно быть непременно отвратительным на вкус?.. Ты обратил внимание на желудок? Я еще вчера хотел принять рвотного, но забыл.

Он закрыл глаза и попробовал уснуть. Потом решил, что встать все-таки будет лучше. Приподнялся, спустил ноги и сейчас же почувствовал острую противную тошноту. Опять лег и приказал рабам отнести себя в баню.

Его осторожно раздели и опустили в широкую ониксовую ванну, вделанную в мозаичный пол. Окунувшись в теплую, опаловую от влитых эссенций и благовоний воду, он закрыл глаза и задремал. Врач несмело разбудил его.

— Господин, твое здоровье может пострадать, если ты слишком долго пробудешь в ванне.

Адриана вынули, положили на покрытый тонкими тканями стол, и опытные рабы стали массировать его, натирая разогретым благовонным маслом. Этот массаж всегда действовал оживляюще. Адриан почувствовал себя лучше: тошнота исчезла, мысли сделались более отчетливыми и ясными.

Прохладный воздух фригидариума окончательно вернул ему бодрость. Он приказал подать завтрак и поел с удовольствием. Но все же попойка давала себя знать. Он решил еще полежать в бане и стал думать, чем бы развлечься. Сначала он приказал чтецу развернуть присланную из Рима новую книгу, но скоро она надоела, и он велел позвать танцовщиц.

Пляски как будто развлекли его, но в то же время и раздражили. Он опять вспомнил об Ие и снова возмутился требованием Люция. Конечно, он виноват сам, — зачем было говорить о том что он хочет похитить эту девочку? Увезли, и этим все дело кончилось бы. После, если даже история сделалась бы известной Люцию, особенных осложнений не возникло бы; что ж такого, что она дочь жреца? В конце концов, никто не может сказать ничего определенного... Теперь это оказывается невозможным. Люций настойчив до тупости. — «Подобный поступок оскорбит весь город и оттолкнет его от римлян; он может причинить самые большие неприятности»... Адриану даже показалось, что тот как-то слишком заинтересован всем этим делом. Не хочет ли он, ссылаясь на политику, получить девочку для себя? Зачем иначе стал бы он ездить к Эксандру?..

Эти мысли начали волновать его. Он встал, прервал пляску и прошел в таблинум, — здесь, перед столом, он лучше решал всякие сложные вопросы.

Уже давно ни одна женщина не привлекала его так, как Ия. Отказаться от нее было бы нелепостью, ссориться с Люцием — невозможно...

Но выход есть — жениться на ней. В конце концов, это не так странно. Все-таки она дочь видного жреца, самая красивая девушка Тавриды...

Весьма вероятно, что ему еще целую зиму придется прожить в Херсонесе. После, когда он получит разрешение вернуться в Рим, можно будет развестись. Это даже эффектно. Потом будет интересно рассказать в Риме.

Он почти убедил себя. Непременно надо будет поступить таким образом. Придется только обещать этот заем Херсонесу, вернуть Эксандру его личные долговые обязательства, ну, и прибавить немного... Старик, конечно, будет счастлив. И честь, и деньги, и дружба с Римом...

Адриан велел позвать бухгалтера и найти расписки Эксандра.

Он подсчитал, подумал, постукивая по столу короткими толстыми пальцами, — дело можно считать решенным.

Ему было приятно знать, что таким образом его желания исполнятся, и Люций, если это ему даже не понравится, не будет иметь никаких формальных причин для возражений.

Адриан занялся делами.

С тех пор, как он разбогател, он окружил себя роскошью и пользовался услугами целой толпы рабов. Но в делах он сохранял привычку заниматься один, лично проверял отчеты счетоводов, читал письма, сам составлял сметы. Он тратил на себя колоссальные суммы, но в денежных расчетах был скуп, мелочен и не отказывался ни от чего.

Ростовщичество служило ему источником значительного дохода, и он охотно давал взаймы остававшиеся свободными суммы. Все же самыми выгодными операциями были поставки. В этом отношении высылка из Рима оказалась двойным несчастием: кроме необходимости жить в глуши, он еще лишился возможности лично руководить делами, должен был действовать через агентов и иногда упускал случаи, сулившие огромные барыши.

Поставка продовольствия для войск Люция при удачном заключении договора могла дать очень много.

Адриан просматривал сообщения своих, агентов о ценах продуктов на различных рынках, вычислял и делал записи. Расчеты привели его в хорошее настроение. Он боялся только, чтобы Люций не заключил договора с кем-нибудь другим.

Надо его заинтересовать... Подкупить золотом нельзя; послать подарки неудобно, хотя он, несомненно, был бы доволен получить древнюю этрусскую вазу, которую видел у Адриана. Кажется, она ему очень понравилась, — он понимает толк в вещах и знает, какая это большая редкость.

Самое лучшее будет — устроить пир. В таких случаях гостям обычно дают подарки. Люцию нужно будет поднести эту вазу, а в дополнение к ней еще что-нибудь. Может быть, ему понравится какая-нибудь танцовщица, — например, эта недавно купленная, маленькая белокурая лесбиянка. Она достаточно соблазнительна и пляшет прекрасно.

Значит, и с этим решено.

— Кто там дожидается приема? — обратился он к секретарю.

Тот поспешно начал перечислять имена, но Адриан перебил его:

— Я спрашиваю тебя о деловых людях.

Он выслушал и взглянул на стоящие на его столе клепсидры [77].

— Вызови Кезифиада.

Секретарь вышел и тотчас же вернулся, сопровождая маленького круглого человека с шишковатой лысой головой; короткая, подстриженная по моде, курчавая борода оттеняла его грубоватое вульгарное лицо, скрывавшее хитрость под маской простодушия.

— Рад тебя видеть, почтенный Кезифиад, — начал Адриан. — Садись. Надеюсь, что под покровительством Девы дела твои процветают. Мне говорили, что ты купил целую партию девушек из Сирии. Это для себя или для продажи?