Николай Коробков - Скиф

Тот замахал руками.

— Разве я работорговец? Конечно, от выгодного дела не откажется никто. Но я сделал покупку исключительно для того, чтобы пополнить свой гинекей. Красивые девушки; но их продавали оптом. Я рассчитывал, что некоторых можно будет уступить друзьям по сходной цене. Не желаешь ли, я пришлю нескольких; может быть, какая-нибудь из них понравится тебе.

— Спасибо. У меня уж и так много сириек, я беру только особенно замечательных. Если найдешь что-нибудь редкостное — пришли. Ну, а как твой банк? Кажется, есть чрезвычайно выгодные дела?

— Дела банка хороши, — скользя взглядом по перстням, блестевшим на пальцах Адриана, ответил Кезифиад, — даже слишком хороши; денег просят под какие угодно проценты. По тридцать четыре годовых дают охотно и с хорошим обеспечением. Но вкладов недостаточно. Если бы побольше денег, можно было бы провести громадное дело.

Адриан оставался равнодушным.

— Знаю, кое-кто уже обращался ко мне с этими делами.

— Конечно. Я и мой банк, — торопливо сказал Кезифиад, — не в состоянии удовлетворить этих требований, но я все-таки мог бы принять в них участие.

Адриан все так же равнодушно рассматривал свои перстни.

Не дождавшись ответа, Кезифиад продолжал;

— Соединив средства, мы могли бы сделать огромное дело. — Он согнулся в кресле, наклонился вперед и придал лицу сосредоточенно-вопросительное выражение. Но Адриан продолжал молчать.

— Вот я и приехал к тебе за советом, — откидываясь к спинке и хватаясь за ручки кресла, сказал банкир. — И думал, что дело сможет заинтересовать тебя.

Адриан усмехнулся.

— Может быть, ты будешь в таком случае говорить прямо?

— Боги! Разве я пытаюсь что-нибудь скрыть от тебя? — возмутился грек, поднимая руки к лицу, как бы отталкивая от себя страшное обвинение. — Но я был уверен и понял из твоих слов, что ты осведомлен о предполагаемом займе, который хочет сделать город.

— Знаю, но это дело меня не интересует.

— Но ведь громадные суммы... И какое обеспечение!

— Только оно ничего не стоит, если за него тебе не поручится Палак.

— Палак? Быть может, ты лучше осведомлен, но у меня есть полная уверенность, что в течение ближайшего года он не сможет напасть на город. А я рассчитываю вернуть долг в течение этого года. В три срока.

— Ты азартный человек. А я не вижу никакого смысла рисковать.

Грек казался озабоченным и обдумывал что-то.

— Если ты отказываешься, то и я не пойду на это. Но я думал: тридцать четыре процента — какой рост за год!

Адриан посмотрел ему в глаза.

— По сорок восемь процентов я дал бы половину суммы. Но не городу, а тебе лично. Я знаю, что ты сумеешь все это оправдать.

Грек изогнулся, как будто его ущипнули в бок.

— Ты шутишь! За сорок восемь процентов можно занять любую сумму в Риме, под самое подозрительное обеспечение.

— Ну вот я и предлагаю тебе по сорок восемь процентов.

Кезифиад закусил губу.

— Не могу же я предложить это моему родному городу?

Но Адриан уже пересматривал какие-то таблички.

— В твоем банке есть, кажется, небольшой вклад, сделанный мною. Ах да, вот — десять талантов...

Не отрывая глаз от табличек, он продолжал смотреть дальше.

— У меня есть должник, жрец Эксандр. Ты имел с ним какие-нибудь дела?

— Да, он один из вкладчиков банка.

— Ах так! Этот вклад — он не так быстро его возьмет. Если мне понадобится произвести взыскание, я могу быть уверенным, что деньги лежат у тебя?

Банкир сильно потер заросшую седеющими волосами щеку.

— Конечно, конечно, — искренним тоном сказал он и добавил: — Мне пришла в голову новая комбинация. Действительно, может быть, мне удалось бы обеспечить тебе сорок процентов, несмотря на то, что от города я получу не больше тридцати четырех.

— Сорок восемь, — настойчиво сказал Адриан, — или — и я больше не буду возвращаться к этому вопросу — сорок пять. Но вместо этих трех процентов тебе, быть может, придется исполнить одно мое маленькое требование. Подумай. Ответ послезавтра. Кстати, на днях у меня будет пир — я буду рад тебя видеть; о времени ты будешь извещен особо.

Кезифиад вышел.

— Объяви остальным, — обратился Адриан к секретарю, — что я буду принимать сегодня вечером. Клиенты пусть остаются, чтобы сопровождать меня в город.

Он приказал вызвать домоправителя и главного повара и предался заботам об устройстве пира. Он должен быть таким, чтобы его надолго запомнили. Пусть не только херсонаситы, но и Люций, привыкший к римской роскоши, будет удивлен и увидит настоящее богатство.

План обсуждался долго. За некоторыми редкостными продуктами, которых не было в Херсонесе, приказано было отправить специальных посланных. Повар должен составить смету расходов и передать казначею; домоправитель — озаботится всеми необходимыми распоряжениями; секретарь — составит списки приглашенных.

Адриан почувствовал аппетит. Прежде чем отправиться в город, он пообедал в обществе нескольких приглашенных и клиентов, по очереди являвшихся к столу, и прослушал похвальную оду, сочиненную в его честь местным поэтом.

Он был в хорошем настроении. Выйдя из дому, прежде чем сесть в носилки, он решил сделать тысячу шагов пешком, чтобы улучшить пищеварение. Клиенты, отпущенники и рабы, двигаясь за ним, окружали его атмосферой обожания и лести. Он был доволен, что не испытывает никаких болей ни в желудке, ни в сердце. Приятное чувство благосостояния и самоуверенности наполняло его.

На улице было жарко. Чтобы напрасно себя не утомлять и не разгонять нежной, медленно охватывающей его дремоты, он лег в носилки и велел нести себя вдоль города по направлению к Прекрасной Гавани, а затем, после прогулки, — к дому Люция Фламиния.

Главк разложил по чашкам кашу, посыпал солью, разрезал и разделил луковицы и полил груду зеленого салата оливковым маслом. Порцию Орика он приготовлял отдельно, потому что тот, по скифскому обычаю, ел только пресную пищу и никогда не употреблял соли.

Главк всегда следил за тем, чтобы обед проходил чинно, и не переносил, если кто-нибудь начинал есть раньше других.

Пятеро рабов, кружком сидевшие на земле, нетерпеливо ждали, чтобы он кончил свои приготовления, но он не торопился. Полив на черные от земли руки немного воды, он взял сосуд с вином, набожно прочитал молитву и сделал возлияние в честь богини Девы. Потом он разбавил вино в большом кратере, подлив туда три четверти воды, и предложил начинать.

Все ели молчаливо и сосредоточенно, вытирая руки о траву — в теплое время года не уходили обедать в казарму, а готовили и ели тут же, среди поля, на месте работы.

После такого обеда Орик всегда чувствовал себя полуголодным. Дома он привык есть жирное и сытное мясо, и все эти кушанья из травы плохо его насыщали. От салата он вовсе отказывался; поэтому Главк клал ему каши больше, чем другим, а в праздничные дни, когда рабам к обеду давали мясо, всегда уступал ему свою часть.