Николай Коробков - Скиф

Ия смотрела восхищенно и несколько испуганно.

— Зачем ты показываешь мне это, отец?

Жрец принужденно улыбнулся.

— Это все принадлежит тебе.

Девушка не понимала.

— Это прислано человеком, желающим сделать тебя своей женой.

Он ожидал, что, испуганная или обрадованная, она непременно спросит: «кто». Но Ия молчала и медленно бледнела. Встревоженный, он захотел ей помочь.

— Что же ты не спрашиваешь имени?

Ее губы вздрогнули. Она сделала маленькое движение, хотела что-то сказать, но промолчала.

— Я не знаю, почему ты пугаешься? Ты ведь даже не можешь себе представить, кто этот человек. — И он закончил поспешно: — это Адриан. Ты будешь самой богатой женщиной Херсонеса.

Она взглянула вопрошающе и укоризненно.

— Ты шутишь, отец?

Эксандр начинал раздражаться.

— Разве кто-нибудь другой может прислать такие драгоценности?

Ия почти обрадовалась.

— Ему-то ты, конечно, не захочешь меня отдать?

— Почему? Тысячи девушек мечтали бы об этом, как о величайшем счастье.

— Но ведь ты сам учил меня не искать такого счастья.

Жрец смутился.

— Не забывай, что богатство Адриана может послужить и Херсонесу.

Ия как будто поняла и сказала резко:

— Так ты хочешь продать меня Адриану за помощь городу?

Он сурово нахмурился.

— Отец может отдать свою дочь, кому находит нужным. Я тебя позвал, чтобы с тобой поговорить. Но я был уверен, что ты умеешь любить родину больше себя.

— Так ты серьезно думаешь о том, чтобы отдать меня этому ростовщику? — И добавила: — Раньше мне казалось, что ты любишь меня.

— Что я люблю тебя, ты знаешь. Но ты сама можешь не понимать, в чем заключается твое счастье.

Ее лицо стало замкнутым и сосредоточенным.

— Я ни за что не выйду замуж за Адриана.

— Даже если это может спасти Херсонес?

— Ты воспитывал меня в любви к городу, и я любила его, потому что любила тебя. Но теперь я вижу, что я была тебе нужна лишь для того, чтобы примести меня в жертву Херсонесу. Ты можешь это сделать. Но я сейчас же отравлюсь или вскрою себе вены.

Ия побледнела. В глазах прыгали мерцающие огоньки. Эксандр по-прежнему сурово смотрел на нее.

— Почему ты так боишься этого?

— Вспомни, что ты сам говорил мне об Адриане. И не забудь, что я отравлюсь не сама, а потому, что ты меня заставил.

Девушка повернулась и направилась к двери. Отец остановил ее.

— Подожди. Ведь ты еще не знаешь, что я ему ответил. Я ничего не обещал ему. Я хотел прежде спросить тебя.

— Разве это было нужно? И для чего ты оставил эти драгоценности? Ты думал, что если я не захочу пожертвовать собой за город, то продам себя за золото?

Эксандр схватился рукой за спинку кресла и почти закричал надтреснутым, обрывающимся голосом:

— Замолчи! Ты не смеешь так разговаривать со мной! Разве я не мог отдать тебя, кому захочу, даже не говоря тебе об этом?

Мелкими твердыми шагами она подошла к нему и сказала презрительно:

— Ты многому учил меня, и я это запомнила. Но ты сам всему этому не верил. Ты говорил о свободе и любви к народу. Но ты говорил также о любви вообще, о совести, о чести. Если бы ты захотел меня убить на пользу государства, я не стала бы возражать. Но ты готовишь мне позор, против которого сам предостерегал.

Жрец колебался. Сказать ей о том, что повлечет за собой ее отказ, или нет? И решил, что она должна знать.

— Если я не отдам тебя Адриану, он расстроит наш союз с Римом и не даст займа городу. Это будет гибелью Херсонеса.

Ия подумала и проговорила медленно:

— Я была не права, отец. Я знаю, что ты меня любишь, и тебе тяжела эта жертва. Я согласна. Я не обвиню тебя ни в чем. Но и ты будь тверд до конца. Дав согласие Адриану, ты дашь мне цикуту. Они возьмут меня из твоего дома и понесут к нему. Дорогой я выпью яд. Так Херсонес получит заем, а Адриан — мой труп.

Она говорила просто и голос ее звучал спокойно.

Эксандр сел и оперся на стол, поддерживая руками голову.

Взгляд его упал на лежавшие на столе драгоценности. Он по-старчески, мучительно покраснел, и губы его задергались. Наклонившись, Ия тихонько провела пальцами по его лицу.

— Отец, я не хочу умирать. Но не думай, что я не понимаю тебя. То, что я говорила сначала, было только порывом. Я знаю, ты страдаешь не меньше, чем я. Может быть, даже больше.

Он поднялся, поцеловал ее в холодный лоб и тихонько отстранил от себя.

— Да, но если бы я был уверен, что это поможет Херсонесу!

— Не надо колебаться. Когда ты должен дать ответ Адриану?

— Через два дня.

Девушка опять побледнела и даже осунулась как будто.

— Не откладывай, — сказала она, направляясь к двери.

Эксандр посмотрел ей вслед.

— Подожди. — Он говорил неуверенно.

Но Ия даже не оглянулась.

— Я не могу сейчас. Ты скажешь мне завтра.

Эксандр остался один. Он оглянулся кругом. Эта прохладная комната с гладкими каменными стенами, покрытыми росписью, большая и просторная, широкие кресла и ложа, отделанные бронзой дельфийские столики, украшенные тангарскими статуэтками, многочисленные пергаментные свитки в корзинах — все было чужим и ненужным. Куча драгоценностей, лежавших на столе, вызывала отвращение и ненависть. Он накрыл их скатертью, снятой с одного из столиков, чтобы не видеть их, словно они казались ему добытыми преступлением, которое он хотел скрыть. Постепенно его охватывал озноб, лицо приняло голубоватый оттенок. Потирая влажные руки, он ходил по комнате, пока чувство холода не заставило выйти в сад.

Теплый благоухающий воздух, насыщенный ярким солнечным светом, вернул ему внешнее спокойствие. Озноб прошел, лишь изредка короткая дрожь пробегала по спине.

Подошел Главк и низко поклонился.

— Господин, предстоит тяжелая работа по перетаскиванию камней. У нас не хватает одного раба. Не прикажешь ли возвратить Скифа из Прекрасной Гавани? Он вчера был послан туда.

Эксандр посмотрел на него невидящими, равнодушными глазами.

— Хорошо! — И прошел мимо.

Как могло случиться, что один день, еще ничего внешне не изменивший, сразу так расколол жизнь, вывел из граней обычного, подавил необходимостью подвига, жертвы самой тяжелой, какую только он мог себе представить? Но нужна ли она? Неизбежна ли?.. Ия умрет. Он знал ее и не сомневался, что она так поступит. Но поможет ли это Херсонесу? Да, Адриану не за что будет мстить, но незачем будет и помогать. Значит, это ненужная, совсем ненужная жертва. Этот брак имел бы смысл лишь в том случае, если бы Ия могла воздействовать на римлянина, и то при условии, чтобы он ее любил. Но ведь у Адриана это только случайная прихоть и настойчивость. И ее смерть озлобит его.

Вдруг Эксандр подумал:

«Почему она сразу так решительно заговорила о самоубийстве?» Тогда это показалось ему естественным, но ведь несколько часов назад, даже во время разговора с Никиасом, у него совсем не возникало подобной мысли.