Алексей Разин - Изяслав

- Ты что?!

Боярин остановился на пороге, вмиг позабыв все оправдательные речи, придуманные по дороге. Гарлав, шедший позади, ударил его в затылок кулаком, и Жарислав распластался перед князем.

- Зачем учинил татьбу над чужинцами? - спросил князь. - Зачем челядинов своих натравил? Зачем смутил людей? Думал, не узнаю? А? Говори, дохлый пёс!

Боярин стал всё отрицать: его перед князем оговорили, оклеветали. Да разве он может, разве рука поднимется на такое?

- Ведаешь, княже-господине, по-божески живу, твою землю украшаю, тебе помогаю, детишек сирых приютил. Ибо возлюбил ближнего, яко самого себя.

Князь, взбешённый льстивой речью, прервал его:

- Ангельские словеса речёшь, а нож за спиной держишь! Гляди, боярин, жизнь твоя на волоске!

Откуда-то из угла, из-за спины князя, появился невысокий худой человек, одетый в чёрную рясу. Огромные серые глаза смотрели задумчиво. Он держался просто, но с достоинством. Человек словно глядел сквозь боярина, словно не замечал Жарислава. Он сказал, обращаясь к самому себе:

- Бес ничто противу злого человека. И бес того не замыслит, что зол человек замыслит.

- Верно слово твоё, Феодосий, - повернулся к нему князь. - А то и не человек. Скот неразумный.

И опять к Жариславу:

- Моих людей в чужой земле как встречают? В Царьграде дают купцам-русичам улицы: живите, радейте. В Париже мой брат король Филипп ссужает и дружиной для охраны, чехи встречают меня с почтением. А ты со всеми поссорить меня надумал? Безголовый. А и взаправду таким станешь!

Жарислав молчал: оправдательные слова только распалят князя. Резоимец был уверен: гроза минет. Князь не убьёт его. Суда боярин не боится доказательства нет, ведь донос - ещё не доказательство. Даже скудной княжьей милости не лишится. Как только Ярославич немного успокоится, начнут действовать тиун Николай и воевода Коснячко, заступятся за него перед князем. Не задаром. Немало денег дал им Жарислав. И ещё неизвестно, кому больше служат тиун и воевода - князю или ему?

А самый крепкий заступник за боярина - княжий сын, сребролюбец Святополк. Уж он-то замолвит слово перед отцом. Одумается Изяслав, сменит гнев на милость.

Боярин перевёл взгляд на чёрного человека. Князь назвал его Феодосием. Наверное, это монах Феодосий, игумен тех затворников, что живут в печерах за Крещатицким ручьём, в берестяных дебрях. Говорят, праведной жизни человек. А если говорят - праведник, значит, в силу входит. Стало быть, неплохо его милость заслужить. Боярин протягивает руки к Феодосию:

- О столп премудрости, труба небесная, отец братии святой! Распознай - невинен я.

И прося заступничества у праведного мужа, Жарислав уже отсчитывает в уме, сколько надо будет дать гривен на святую братию - затворников.

Гребцы ещё несколько раз взмахнули широкими вёслами-лопатами, лодья вынеслась из-за обрывистого берега на быстрину, и взгляду Изяслава-отрока открылся Киев, сказочный - в лёгком мареве, опоясанный синим поясом и ограждённый деревянной стеной. На безоблачном небе выделялись тринадцать куполов храма Святой Софии, взметнувшие ввысь свои кресты.

Но вот взгляд отрока скользнул по домам Подолия. Вспомнились речи подольских кожемяк и дерзкие слова, слышанные в Новгороде. В нужде живут на Подолии и гончары, и кожемяки, и древосечцы... А хитрые и гордые бояре жиреют в праздности. Праздность же, известно, мать пороков. Разве боярин смог бы прокормить семью, если бы жил лишь на то, что добудет на войне? На него работают челядины. И он к тому же волен в их жизни и смерти. Разве это по правде?

Изяслав испугался таких мыслей, отмахнулся от них, как от наваждения.

...Лодьи подошли к пристани. Бояре - послы новгородские отправились на гору, в княжий дворец. Турволод и Верникрай остались на подворье, а Изяслав прошёл длинным коридором к княжьей палате. Но не один он добивался в этот день к князю. Неожиданно отрок лицом к лицу столкнулся с сыном боярина Жарислава, Склиром, своим давним обидчиком. Не раз в детстве, поймав Изяслава, Склир заставлял его быть "конём" - садился на плечи и больно пришпоривал каблуками. И позже, встретив сына бывшей отцовой холопки, понукал им, как слугой. Изяслав не осмеливался ослушаться. Он лишь старался избегать встреч со Склиром.

И вот теперь они оба ожидали вызова к князю как равные. Жариславич не подал и виду, что знаком с дружинником, лишь недобрая ухмылка мелькнула.

Изяслав же обрадовался случаю досадить обидчику. И когда сам воевода Коснячко выглянул из светёлки и обратился к нему со словами "князь кличет", он прошёл совсем близко от Склира, задев его краем плаща.

Если бы можно было убить взглядом, Изяслав был бы мёртв.

Изяслав-отрок решил навестить своих. Ему было неловко: уже восемь дней он в Киеве, а только теперь выбрался на Подолие. Правда, необязательно сообщать матери и брату день своего приезда. Но совестно перед самим собой.

Отроку кружила голову милость князя. Ярославич собственноручно надел серебряный крестик на шею отроку и назначил челядина Верникрая ему в услужение. Отрок купался, как в мёду, в льстивых улыбках тиунов и дружинников, узнавших о княжьей милости. Наконец-то он проник в этот манивший мир, как равный, как боярский сын. Пусть теперь Славята попробует посмеяться над ним!

Чем ближе Изяслав подъезжал к Кожемякам, тем явственней вспоминал насмешливое лицо Славяты, хохот его товарищей.

И ещё острее почувствовал своё возвышение, повидавшись с матерью и братом Лукой. Лука вбежал в дом с огорода как был - в грубой одежде, перепачканный землёй. Его молодое лицо уже поблекло от непосильной работы.

Отрок обнял мать, прижал к груди.

- Мамо моя, теперь вам лучше будет!

- А нам и так стало лучше - спасибо тебе, сыне. - Она просияла от его ласки. - Ты воротился здоровым. Чего же ещё просить у Господа?

Отрок не устоял перед соблазном похвастаться собственным слугой и взял Верникрая с собой на Подолие. Теперь он послал новгородца подсыпать корм коню и достать из перемётной сумы гостинцы.

- Верникрай останется на семь дней у вас, поможет по хозяйству, сказал отрок, гордый тем, что и он волен кем-то распорядиться.

Лука подсел ближе, сказал внезапно:

- Резоимец Жарислав прибегал. Хотел взять нас в холопы.

- Хорошо, что Славята оберег, а то бы пропали, - добавила мать.

Изяслав повернулся к ней:

- Кожемяка Славята?

Она подтвердила: Славята внёс за них деньги.

"Как же это выходит?" - думал отрок. Славята, который позавидовал его счастью и так жестоко посмеялся над бывшим учеником? Тот самый Славята теперь спас его семью? Почему он это сделал? Потому ли, что Изяслав стал большим человеком, княжьим огнищанином [35] Огнищанин - хозяин; крестьянин, земледелец. и может ему пригодиться? Но отчего же кожемяка не побоялся посмеяться над ним тогда?