Алексей Разин - Изяслав

И невольно пришли на ум слова боярина Дуба: "О распре князю не поминай, если жить хочешь. А то он подумает, что о нём молвишь..."

День был жаркий, лёгкий ветерок гнал по небу растрёпанные облака. По обе стороны шляха расстилались поля. На них, низко согнувшись, трудились смерды с жёнами и детьми. Изяслав представил себе, как молодая зелень примет жёлтый цвет солнца, какими благодатными станут эти клочки полей, политые потом смердов. И тут же вспомнил о половцах, которым теперь открыты пути на Русь. Нет, жито не вызреет! Люди не восхвалят Бога за плоды. Не запоют жёны смердов. Не засмеются дети. Плоды, добытые натруженными руками, половецкие кони втопчут снова в землю. Женщин поволокут на арканах, мужей убьют.

С горечью вспоминал отрок слова князя о силе русичей, о любви к родной земле, сказанные воинству перед выступлением на половцев, и позорное бегство князя с поля брани.

"Нет, княже-господине, - вздыхал Изяслав, ибо всё ещё не разлюбил Ярославича, - не словами укрепляют землю, но деяниями. Может, и желал ты добра, да зло содеял. Может, и правду молвил, да кривда за тобой стояла. А ты, великий, не разглядел её. И разве сильный бахвалится своей силой? И зачем красивому хвастаться своей красотой? И умный станет ли умней оттого, что об остромыслии своём заговорит?"

Со всей ясностью встала перед Изяславом горькая и смешная правда украшающие землю не хвастаются ни её красотой, ни своей силой. Но обильно изливают хвалебные словеса неробы - те, кто никогда не притрагивался к земле.

Невольно у отрока вырвалось из самого сердца:

- Как много нероб на земле родимой!

Он испуганно оглянулся - не слышал ли кто?

Шлях был пустынен, уходил вдаль, сужаясь, превращаясь в тёмную линию. Изяслав потрепал Сиверка по шее, и подбодрённый конь понёсся быстрей...

На восьмой день пути показалась поросшая лесом гора, на её вершине вздымались купола пятиверхого Борисоглебского храма, построенного знаменитым киевским градоделом Миронегом. Рядом поблескивали золочёные верхи Вышеградского теремного дворца.

Изяслав поднялся крутой дорогой на гору, и вскоре ему открылся великолепный простор. С востока катил свои быстрые воды Днепр-Славутич. Он делился на рукава, огибал ярко-зелёные островки, образовывал заливы. Золотились и серебрились чистые песчаные косы, окаймлённые кустами, блестели многочисленные озера. Глянешь на юг - и там Днепр, выгибается до окоёма, а высокое небо над ним поддерживают киевские горы. Полого вздымаются Киселёвка и Вздыхальница, у подножия которых раскинулись Кожемяки и Гончары. Берега щедро поросли лесами, а за деревьями золотятся главы церквей.

Вот и высокая стена Вышеградского дворца. Дозорец пропустил Изяслава-отрока на подворье. Отрок оставил Сиверка у коновязи и, слегка пошатываясь после долгого пути, подошёл к тяжёлым резным дверям дворца. Навстречу вышли двое - Святополк и боярин Чекан.

Красив был Чекан грозной красой ратника, да за ликом льва с густыми чёрными бровями и пышной гривой волос скрывалась душа завистника, льстеца, прелюбодея. Недалеко ушёл боярин от княжича. Каков господин, таков и ближний его.

В большом почёте был теперь Чекан у Святополка. Княжич тайно занимался резоимством и через боярина ссужал гривны купцам, воинам, ремесленникам под большие резы. А иноземные гости знали: хочешь добиться успеха в Киеве - надо готовить подарки боярину Чекану и княжичу Святополку.

Только что Чекан привёз князю радостную весть о дорогих, подарках от царьградских купцов. А одного из них, наиболее доверчивого, Чекан, желая угодить Святополку, завлёк в глухое место и обобрал до нитки. Самого же купца отправил туда, откуда не возвращаются. В доме Чекана во граде сейчас собралось столько паволок, оружия, украшений, что нужен был большой обоз, чтобы всё это вывезти в Вышеград. А уже отсюда можно было потихоньку распродавать добро заезжим купцам так, чтобы князь Изяслав не дознался о делах сыночка.

Изяслав-отрок бросился к Святополку:

- Княжиче светлый, беда, плохие вести!

Он увидел, как перекосился рот княжича и забегали глаза. Боярин Чекан тотчас понял своего господина.

- Тихо! - прикрикнул он на отрока, оглядываясь на дозорных: не слышат ли?

Изяслав не понял его крика и продолжал в полный голос:

- Дружина разбита! Половцы на Киев текут!

- Сказано же тебе: тихо! - с раздражением и злобой прошипел Святополк и бросил Чекану:

- Уйми его!

Боярин с размаху ударил отрока, и тот упал. Не чувствуя боли, Изяслав недоумённо смотрел на два лица, склонившиеся над ним. Он так спешил, так устал, а они... Почему?

- Вставай! - приказал Чекан. - Пошли в терем. И в рот воды набери. Не то худо будет.

По дороге объяснил:

- Княжич должен перво-наперво обоз снарядить, добро из Киева вывезти. Затем к обороне готовиться. А если люд узнает о поражении, ведаешь, что поднимется?..

Может, Чекан говорил бы ещё, но в эту минуту встретился взглядом с отроком. И сразу понял: на этого положиться нельзя. А раз так, то на всякий случай, чтобы не болтал...

Его рука уже сжимала рукоять ножа.

Но он не рассчитал, зацепился ногой за порог. Нож вылетел из его руки, зазвенел на полу. Отрок обернулся, увидел нож, понял. Метнулся к двери изо всех сил, сбив боярина. Он был уже у коновязи, когда услышал крик:

- Стой!

Сиверко помчал во весь опор. Меч в руке отрока заставил отскочить дозорца.

Лес надёжно укрыл Изяслава от погони. Он сидел в седле, опустив руку с мечом, а в памяти звенели слова: "Перво-наперво добро вывезти..."

У подворья градодела Дубоноса спешилось больше десятка всадников. Кайма на плащах горела радугой шёлковых ниток, с поясов свисала золотая тесьма. Старший из всадников, чернобровый, широкоплечий красавец, сняв высокую шапку, первым поздоровался с хозяином и домочадцами. Дубонос узнал его. Это был боярин Чекан, ближний княжича Святополка.

Чекан покрутил ус, обратился к Дубоносу:

- Пресветлый княжич Святополк повелевает тебе с твоими людьми оглядеть киевские стены. Где прохудились, укрепи. Чтобы ни варяжские камнеломы, ни русские тараны не могли взять стены. Княжич пытал про то византийских градоделов. Они просят на страду полгода. А мы ждать не можем. Сколько дней просишь ты?

- Про дни нет речи, - медленно ответил Дубонос. - Если дадите в подмогу людей сколько понадобится, за два месяца управимся.

Чекан насупил густые брови:

- Оглох? Князь спрашивает - сколько дней!

Дубонос молчал. Ему вспомнился сожжённый Минск. Разорить можно быстро, а построить...

Чекан знал: в это самое время, когда он разговаривает с градоделом, Святополк мечется по гридницам и палатам. Половцы близко! Если дойдут до Киева, придётся платить дань. Как не одарить строптивого градодела и всех его сотоварищей, всё равно это не составит и тысячной доли того, что потребуют половцы. Чекан представил себе, что будет, если он не привезёт княжичу обещания Дубоноса, и неприятный холодок пополз по спине. На Дубоноса была последняя надежда. Ведь старый византийский строитель Антоний ранее ответил княжичу: