Михаил Казовский - Топот бронзового коня

Он слегка лизнул козелок её ушка, а она от этого вдруг опять задышала часто, подалась к нему и затрепетала. Велисарий снова лизнул - чувственнее, страстно, запустил кончик языка в лабиринты раковины и добился новых судорог по всему её телу. Чаровница пробормотала:

- О, как хорошо… Словно ты вошёл в меня снова…

- Может, повторим?

- Обязательно, милый… Только отдохну несколько мгновений.

Так они любили друг друга, бурно, яростно, а потом, не имея сил больше ни на что, задремали в тесных жарких объятиях. И проспали бы долго, если бы служанка, появившись на лестнице, их не разбудила:

- Господин Велисарий, господин Велисарий! Госпожа Комито с господином Ситой просят вас к себе.

- Передай, что уже спускаюсь.

Он поцеловал Антонину в губы, мягко произнёс:

- До свиданья, лапа. Если не случится наряда, караула и других глупостей, я примчусь к тебе в грядущее воскресенье.

- Буду ждать, мой хороший, приходи скорее.

- Обещаешь, что ни с кем не изменишь мне за эти дни?

Женщина надулась:

- Как тебе не стыдно! Я не уличная гетера, между прочим. И живу только с теми, кого люблю.

- Значит, я по сердцу тебе?

- О, ещё бы, Лис!

Оба воина возвращались домой в нараставших сумерках. Глядя на товарища, Сита усмехнулся:

- У тебя такое блаженство на лице - прямо как начищенный золотой сияешь!

Сын гимнаста ответил:

- Да, я счастлив, Сита. Ничего подобного раньше не испытывал. Сказка, наваждение просто!

- Очень рад за тебя, приятель.

- Твой должник теперь.

- Ай, какие у друзей счёты! Ты доволен, и это главное.

- Нет, не говори. Я ценю доброту ко мне и всегда буду благодарен за всё хорошее - и тебе, и Петру, и дяде Юстину.

Помотав неуёмней шевелюрой, благодушный исавр пробормотал:

- Ох, уж эти славяне с их велеречивостью! Пылкие создания. Ладно, ладно, не обижайся. Всё идёт, как ему положено. Живы будем - славою сочтёмся.

Неожиданно выяснилось вот что: прежним любовником Антонины был гвардеец Константин - тоже из охраны монарха, старше Велисария на два года, из абазгов (абхазов) с Черноморского побережья Кавказа. Вспыльчивый, заносчивый, он однажды избил сожительницу, заподозрив её в измене, и она, оскорблённая в лучших чувствах, прогнала кавказца. Молодой человек, поостыв, пытался возобновить отношения, но гордячка и слышать не желала о примирении. Константин обиделся, начал распускать о ней недостойные сплетни, утверждая, что он сам её бросил, и, когда узнал, что теперь его пассия благосклонна к выходцу из Сердики, подошёл к нему и сказал:

- Слышал, Велисарий, угораздило тебя переспать с этой сукой? Ты хороший парень, и хотел бы предупредить: опасайся пить и есть все, что подают в доме Комито.

- Почему? - спросил сын учителя, сильно побледнев.

- Ведьмы, ворожеи. Знают секреты тайных снадобий. Подмешают порошок в пищу и вино - потеряешь волю и начнёшь поступать по их прихоти. Я от их колдовства чуть не умер.

- Быть того не может.

- Хочешь, на кресте поклянусь? Ведь она отца сына своего тоже уморила. Пол-Византия это знает. Правда, правда. Будучи тринадцати лет от роду, отдалась заезжему фокуснику, а потом с ним сбежала. Кочевала по городам и весям. Научилась от него волшебству, чёрной магии, составлению ядов. Родила ребёнка. А затем мужа отравила, драгоценности хапнула и сошлась с дрессировщиком медведей. Родила от него второго ребёнка, но супруга однажды загрыз топтыгин. И пришлось ей вернуться к тёте Комито.

Велисарий потрясённо молчал, а абазг увлечённо продолжал разглагольствовать:

- До меня у неё были Дорофей и Маркелл. Мы её делили с Терентием, а потом, до тебя, но после меня, принимала Каллистрата и Евдокима. Так что не обольщайся, Лис, и не верь в большую любовь Антонины. Ты у неё не первый и не последний.

Славянин сильно покраснел и ответил глухо:

- Может, и не первый. Это всё равно, ибо к прошлому ревновать нельзя. Но последний - точно, потому что я задумал на ней жениться.

Константин даже поперхнулся:

- Что? Жениться?! Ты в своём уме?

- Я люблю её.

- Разве это повод? Женятся, на ком выгодно, а с блудливыми шлюхами, вроде Антонины, просто забавляются… Нет, конечно, если ты намерен сделаться посмешищем у всей гвардии… чтобы каждый показывал на тебя пальцем и говорил: «Вот идёт болван, у которого жена отдавалась любому…»

Новобранец не выдержал и, схватив собеседника на ворот туники, процедил сквозь зубы:

- Слушай, ты, грязная свинья, я хотя и младше по званию, но отделаю тебя так, что потом не сможешь иметь детей!

Тот с усилием отодрал руки Велисария от себя и воскликнул:

- Отцепись, урод! Прочь с моей дороги. О таких, как ты, не хочу мараться. Но найду способ проучить. Мы, абазги, не прощаем обид.

- Не грози, не страшно. - Лис глядел исподлобья, тяжело дышал. - И держись подальше от меня и от Антонины. Если я услышу, что опять поливаешь её помоями, точно оскоплю, так и знай.

- Как бы самому не остаться без причиндал!

Этот разговор больно ранил пылкого влюблённого.

Он, конечно, понимал, что его красотка - далеко не святая, а её мастерство в части удовольствий говорит само за себя, но отказывался поверить в неразборчивость своей танцовщицы. Просто Константин, решил Велисарий, злится на потерянную подругу; может, сам когда-то собирался на ней жениться и теперь, отставленный, продолжает негодовать.

Нино не такая. Легкомысленная - конечно; бесшабашная, заводная - неоспоримо; но не подлая, не коварная и, само собой, не продажная. Не давала поводов заподозрить её в измене. Сохраняет Велисарию верность. Прикипела сильно.

Но сомнение от слов Константина всё-таки запало Велисарию в душу. Не горело, но тлело. И однажды полыхнуло обжигающим пламенем.

Перед Рождеством, привезя Антонине в подарок золотое колечко и надев ей на средний палец правой руки, сын учителя с жаром выпалил:

- Это в знак того, что мы обручаемся.

Женщина нахмурилась и, стянув драгоценность, отдала назад:

- Не хочу. Возьми.

- Что с тобой? - изумился он. - Почему не хочешь?

- Не желаю замуж.

- Я тебе не люб?

- Очень даже люб, ты прекрасно знаешь. Я вообще ни за кого не хочу. Мне моя свобода дороже.

Юноша сидел и хлопал ресницами. Озадаченно произнёс:

- Не могу понять… Что плохого в семейной жизни?

Та взглянула с невесёлой улыбкой:

- Лучше ты скажи - что хорошего? Рабство и свобода - в этом и заключена разница. А замужество - добровольное рабство.

Лис проговорил:

- Если любишь мужа - рабство сладкое.

- Чепуха. Столько сразу возникает проблем. Столько обязательств! Головная боль - да и только.

Он обиделся:

- Ну, конечно, хлопотно: верность сохранять и блюсти себя. А тебе по нраву быть сегодня с одним, завтра со вторым, послезавтра с третьим. Или даже с ними тремя, собранными вместе! Я не верил, дурак, думал, что наветы: Дорофей, Маркелл, Евдоким, Константин, Терентий… Или кто там участвовал ещё? Всех и не упомнишь! Для чего обязательства, лишние проблемы с надоедливым мужем? Много проще бабочкой порхать с цветка на цветок.