Александр Антонов - Монарх от Бога

Князь Игорь вошёл в шатёр сосредоточенный, хмурый, не уверенный, какие шаги предпримет, выслушав Григория. Сказал, однако, властным голосом:

- Ну так выкладывай, что тебе наказали басилевсы!

- Они наказали одно: милостиво просить тебя не воевать Византию, а пойти с нею на вечный мир.

- Но какая нам выгода от этого? Мы корм тратили, время убивали, суда о пороги разбивали, летя к берегам Босфора. А теперь вспять? Нет, так не пойдёт. Говори, что, кроме мира, басилевсы нам приготовили, чем откупиться намерены?

- Говорю тебе от имени императоров: уйдя с миром от Византии, ты и твоё войско получат то же, что получили Олеговы воины.

- Не надо вспоминать Олеговы времена, - жёстко произнёс Игорь.

- Да не сердись ты, княже. От прошлого не уйдёшь. Оно живёт в тебе.

- Но по нынешним временам этого мало для моего войска.

- Честь твою чтут не ниже Олеговой. А ведь он одержал победу, сын мой. Давай говорить, как воин с воином. Ты воин Перунов, я воин Христов. За свою победу тогда Русь получила дань. Тебе же преподносят дар. А дары достаются только тем, кого признают сильнейшим.

Князь Игорь посмотрел на Григория недоверчиво: не лукавит ли? Но продолжал внимательно слушать.

- Кроме денег, государи Византии наградят Русь богатыми одеждами, шёлковыми и парчовыми тканями, узорочьем…

И Григорий с жаром начал перечислять все блага, которые сулил император Багрянородный, если русичи придут к миру. Григорий часто обращался к воеводе Улебу, заметив, как тот слушает его, затаив дыхание. В глазах Улеба сверкала неподдельная жажда получить от Византии те богатства, которые сулил русам договор о мире. Улеб был близок к князю Игорю, потому что женился на его сестре. Он сказал:

- Ты, княже, собери воевод и посоветуйся с ними. Чего желать лучшего, коли без войны и крови дают нам серебро и злато.

- Много чести тебе, Улеб, ежели я пойду собирать воевод. Сам иди, - в сердцах произнёс князь Игорь, осмыслив, что ему не останется ничего иного, как пойти с Византией на мир.

Воевода Улеб всё понял и стрелой вылетел из шатра собирать воевод. И пошёл с ладьи на ладью клич о том, что великий князь зовёт к себе воевод на совет. Их было десять. Каждый стоял во главе четырёх тысяч воинов, составляющих полк. Вскоре они прибыли к ладье князя на лёгких долблёнках, собрались в его шатре. Князь сказал им:

- Вот посол от ромейских басилевсов. Они просят мира и обещают нам многие блага. Говори же теперь ты, императорский посол, - обратился Игорь к Григорию.

Григорий терпеливо поведал воеводам всё сказанное князю. От себя же добавил:

- Византийцы чтут и любят русских. Только в личной гвардии у императора Багрянородного тысяча русичей, и все они приняли христианскую веру. Почему бы и вам не прикоснуться к этой вере, не проникнуться братской любовью?

Воеводы долго молчали. Им понравилось пожелание священника прикоснуться к христианской вере. Но все смотрели на воеводу Акуна, который был среди воевод самым старшим, ходил с Олегом на Царьград. Акун понял, чего хотят от него воеводы. Могучий строгий, он встал, оперся на меч.

- Слушайте моё слово, русичи, - начал он. - Когда дари без войны дают нам серебро и золото, чего более можем требовать? Известно ли, кто одолеет? Мы ли, они ли? И с морем кто советен? Под нами не земля, а глубина морская: в ней общая смерть людям. Не отвергнем дар, протянутый нам от глубины сердечной.

- Не отвергнем! Не отвергнем! - прозвучало в шатре, словно лесное эхо.

Князь Игорь ни словом не возразил воеводам. Он уважал их, зная, что они его верная опора в войске. И потому он лишь дополнил их волю своей:

- Теперь, императорский посол, лети в Царьград. Да скажи, чтобы басилевсы, не мешкая, поспешили к нам с дарами и данью. А в рати моей, запомни, сорок тысяч воинов на море и двадцать тысяч конных. Вот не дадут соврать воеводы: у каждого за спиной по четыре тысячи. Ещё скажи, чтобы слали послов в Киев заключать торжественный мир. Я же, князь русский, пришлю своих послов в Царьград.

Григорий встал и поклонился князю Игорю.

- Спасибо тебе, русич! Ты уберёг в Византии от гибели тысячи мужей и тысячи же русов. Но ведомо мне вот что: твои конные полки идут к Царьграду. Останови их, шли немедленно гонцов по Дунаю навстречу войску. Как пошлёшь, так помчусь за дарами и за данью.

- Тебя, изборский, на мякине не проведёшь. Не зря Ольга так к тебе почтительна. Слушай же моё повеление воеводе Улебу. Ты, воевода, бери самую лёгкую ладью и гони её в Дунай навстречу Вышате и Свенельду. Скажи моим именем, чтобы к Царьграду и на земли ромеев не ходили. А ежели по Болгарии захотят погулять, так это уж их дело. Перечить не буду.

Григория огорчили последние слова князя Игоря. Но он смолчал, чтобы не нарушить пока непрочный путь к миру. Он дождался, когда ладья с хлебом и воинами уплыла в устье Дуная, посидел за трапезным столом с князем. Игорь похвалился, что княгиня Ольга понесла, и ему хотелось быть рядом с нею, когда она принесёт наследника. Игорь надеялся, что Ольга родит ему сына. Надежды его оправдались: на свет появился князь Святослав, оставивший по себе память на века как воевода, равного которому не было. А пока отец Григорий, выпив кубок вина за здравие будущего младенца, покинул ладью князя Игоря и отправился в обратный путь.

Константин Багрянородным и Роман Лакапин приняли отца Григория с великой радостью. Они сказали, что не поскупятся на дары или на дань, как угодно князю Игорю, если он соглашается не нападать на Византию.

- Но часть даров мы должны отвезти сейчас, - заметил Григорий.

- Отвезём. Жизнь, она загадочна. Оказывается, жажду крови можно утолить золотом и серебром. Что ж, попробуем залить эту жажду звоном серебра и золота, - рассудил Багрянородный. - И сам ты, святой отец, можешь утолить свою жажду - вернуться на Русь. Я отправлю тебя с Богом, и ты повезёшь на Русь церковные книги и иконы, утварь и все, что нужно, чтобы украсить тот храм, который возведёшь на Руси. И вещает мне Всевышний, что мы с тобой расстаёмся не навсегда. Мы ещё увидимся.

Возвращаясь на Русь, отец Григорий и впрямь утолял застарелую жажду - увидеть отчую землю. Но боль разлуки пронизывала его грудь, когда он покидал Константинополь и бухту Золотой Рог. Проживя в Византии тридцать с лишним лет и не испытав притеснения, он полюбил всем сердцем эту великую христианскую державу. И понял он, что всякая жажда утоляется радостью. Григорию было отчего радоваться: не каждому дано прикоснуться к великой культуре процветающей Византии. Он поднялся на борт ладьи, нагруженной до предела дарами для Руси, и судно покинуло гавань Суд и бухту Золотой Рог следом за скедией, которая тоже была по борта нагружена дарами и на которой находились воины. Так началось возвращение Григория на Русь.