Александр Антонов - Монарх от Бога

Пока он советовался с ними, поэт Геометр сочинял оду о прекрасной Елене, а его друг, уже маститый художник-резчик по мрамору, слоновой кости и дереву, трудился над камеей. Мелитон - услаждающий мёдом, сидел в кресле сбоку от Елены и, чувствуя себя свободно, словно в своей мастерской, ловко работал резцом на белой полированной поверхности пластины из слоновой кости.

Императрица Елена заметила, как трудился Мелитон, и по тому, как часто он на неё посматривал, поняла, что она привлекла внимание художника и он создаёт её образ. Она не посетовала на Мелитона. Ей даже понравилось, что она обратила на себя внимание известного в Константинополе художника-резчика, но старалась не показывать вида, что догадывается о том, чем занят Мелитон. Слушая оживлённую беседу друзей Константина, Елена сидела в кресле с застывшей полуулыбкой на лице и тем самым давала Мелитону возможность запечатлеть её образ в благоприятном виде. Елена и Мелитон находились в эти часы в состоянии, близком к одиночеству. Елене ничто не мешало быть увлечённой беседой и не участвовать в ней. Мелитон же, одухотворённый прекрасным лицом, забыл об окружающем мире и жадно творил живой образ.

Постепенно все заметили, чем захвачен Мелитон, но никто не позволил себе проявить любопытство, нарушить его одиночество. В атмосфере ярко освещённого солнцем зала витал дух взаимопонимания людей творческого ума. И старший из них, Симеон Метафраст, многие годы вращаясь в кругу скульпторов, поэтов и художников, знал, что во всех них присутствует этот дух взаимопонимания, заставляющий оберегать творческие порывы сотоварищей, давать возможность проявлять их в любой обстановке. Так вели себя гости Константина Багрянородного в этот день, когда в одном из них проснулась жажда творчества, когда его посетило вдохновение. При взаимном понимании творцов рождалось произведение высокого искусства, которому суждено было пережить века, - камея Елены прекрасной. Сам Багрянородный тоже ощущал царящий в зале дух творчества и испытывал удовлетворённость. «Всё так и должно быть», - сделал вывод Багрянородный.

Позже было ещё две подобные встречи. Мелитон завершил создание камеи и преподнёс её Багрянородному и Елене. Они же, вдоволь налюбовавшись ею, передали её в руки собравшихся ценителей высокого мастерства. И Симеон Метафраст выразил общее мнение друзей двумя словами: «Это божественно».

Потом, в одиночестве созерцая камею, Багрянородный сделал открытие: образ его прекрасной супруги был многозначен. Каждый раз он открывал в нём новые черты, и самой замечательной чертой было то, что Елена обещала нечто. Константин не мог выразить словами, в чём заключалось её обещание, но он ждал и надеялся, что всё наконец прояснится.

Случилось это спустя много месяцев, вскоре после Рождества Христова. Был поздний вечер. В Магнавре всё затихло, погрузилось в сон. Елена и Константин тоже готовились ко сну. Они все супружеские годы спали вместе. У них не было раздельных опочивален. Им не хотелось разлучаться даже на ночь и встречаться на ложе от случая к случаю. Нет, они любили друг друга так сильно, что даже короткая разлука огорчала их, приносила страдания. Они были молоды, полны жажды жизни, в них жила постоянная потребность ощущать друг друга. Так было и в эту январскую ночь. Их повлекло в объятия неодолимо, и, едва оказавшись на просторном ложе, они слились своими юными телами, утонули в нежности, и Елена приняла Константина с каким-то небывалым жаром, отдалась ему, самозабвенно шепча:

- Желанный, сегодня у нас будет сказочная ночь.

- Я верю и знаю, что ты готова подарить мне волшебный сон.

- Мы с тобой сольёмся, как никогда. Я мечтала об этой ночи долгое время. Над нами витают ангелы. Они призывают нас.

- Я в твоей власти, Божественная, и нам ничто не мешает отдаться вожделению.

- Ты обязательно запомни эту ночь. Я вижу манящую звезду и покажу её тебе. Ляг на спину, смотри перед собой. Ты видишь небесную синь?

- Я вижу небесную синь.

- Ты видишь сияние звёзд?

- Вижу. Они сулят нам блаженство.

- И ты надо мною. И я тоже вижу звезды. Ты облако, ты во мне. О, как сладко!

- А ты возносишь меня. Мы вместе плывём навстречу заре.

Их шёпот не иссякал, в них накопились неисчерпаемые силы. Они щедро отдавали их друг другу. И уже глубокой ночью, усталые до изнеможения, но счастливые и умиротворённые, нежно ласкаясь, они заговорили вновь. Елена повторила:

- Ты обязательно запомни эту ночь. - И добавила то, чего уже несколько лет ждал Константин: - Был мне божественный знак. Я видела над нами ангела, и он держал в руках наше дитя.

- Я верю, что всё так и будет.

- Ты меня прости за то, что так долго ждёшь наследника. Видно, я не была готова зачать дитя.

- Мы молоды, и у нас всё впереди. И ждать уже не так много осталось: солнечным сентябрём он увидит свет.

Багрянородный говорил уверенно о том, что ныне у них всё завершится благополучно. Но где-то в глубинах души жило не его, а чьё-то чужое сомнение. «Сколько раз за минувшие годы вы тешили себя тем, что «после этой ночи» у вас зародится дитя, - шептало оно. - И знак Божий был многажды. Оказывается, не все божественные предначертания исполняются». - «Исполнятся, - твердил упрямо в ответ Багрянородный. - Мы молоды, и только теперь входим в зрелость».

С такими мыслями утром следующего дня Багрянородный зашёл в покой, где, помимо библиотеки, иногда занимался литературным трудом. Остановившись возле письменного стола, он сразу же обратил свой взор на лежащую на нём камею. Он взял её и подошёл к освещённому зимним солнцем окну. И вдруг, всматриваясь в образ Елены, увидел близ её лица как бы в туманной дымке лик младенца. Константин не поверил себе: почудилось. Но, протерев камею мягкой тканью и присмотревшись, он увидел ещё более чёткое изображение лица мальчика. В груди у Константина всё забушевало от волнения, на лбу выступил пот. Его первым порывом было бежать к супруге и показать ей это чудо. Но он погасил свой порыв и подумал, что этот образ младенца - знак лишь для него, символ будет питать его надежду. Константин положил камею на письменный стол и прикрыл её листом пергамента. Он решил показать камею Елене только после того, как она скажет, что понесла.

Каждый раз, посмотрев на камею и уверившись, что образ младенца не исчезает, Константин боролся с желанием посвятить Елену в нерукотворное чудо. И всё-таки он мужественно воздерживался. Было у Константина также желание увидеть художника Мелитона и спросить его, что произошло с камеей. Он надеялся, что художник подтвердит божественное происхождение образа младенца.

Шли дни, недели, а Константин продолжал жить в страхе перед тем днём, когда услышит от Елены повторение печальной фразы: «А у нас опять ничего не получилось». Наконец Константин понял: он не должен истязать себя мучительным ожиданием, нужно смириться с тем, что Елене ещё не пришло время родить дитя. И он попытался углубиться в свою работу «О фемах».