Борис Горин-Горяйнов - Федор Волков

Как-то утром, когда Татьяна Михайловна собиралась в театр на репетицию, у домика Троепольских остановилась незнакомая карета. Из нее выпорхнула разряженная незнакомая дама и громко постучала кольцом калитки.

— Грипочка, милая, — забеспокоилась Татьяна Михайловна, — коли к нам, проведи в гостиную. Я еще не кончила одеваться.

Александр Николаевич вышел в гостиную, куда Грипочка вводила уже Олсуфьеву через другую дверь.

— Имею удовольствие видеть Александра Николаевича Троепольского? — просто спросила Елена Павловна.

— Да, это я. К вашим услугам, сударыня…

— Я так спешила, опасалась вас не застать. А уважаемая Татьяна Михайловна?

— Жена через минуту выйдет.

— Извините за беззастенчивое вторжение и разрешите познакомиться. Моя фамилия — Олсуфьева, Елена Павловна. Я по поручению общего нашего друга Федора Григорьевича Волкова.

Троепольский поклонился и пожал протянутую ему руку.

— Очень рады. Прошу покорнейше садиться.

— Я таким вас себе и представляла, — сказала Олсуфьева, усаживаясь в кресло. — Мы ведь с Федором Григорьевичем много и часто говорим о вас с супругой. Не имевши еще удовольствия видеть ни вас, ни Татьяны Михайловны, я уже составила о вас самое приятное мнение.

— Вы очень добры, сударыня.

— И милую Грипочку я узнала сразу. Какая очаровательная девочка!

— А вот и жена. Таня, будьте знакомы. Сия обаятельная особа — Елена Павловна Олсуфьева, близкий друг Федора Григорьевича.

Сохраняя на лице приветливую улыбку, Олсуфьева приподнялась и сделала несколько шагов навстречу Троепольской.

— Право, дорогая Татьяна Михайловна, я узнала бы вас при первой встрече, — так часто знакомилась я с вами со слов мосье Волкова. Именно такою я вас себе и представляла.

Татьяна Михайловна была несколько бледна. Наружно спокойно она протянула руку Олсуфьевой:

— Прошу вас садиться. Я, пожалуй, также узнала бы вас без рекомендаций. Я очень просила Федора Григорьевича о знакомстве с вами.

— Вот наше обоюдное желание и выполнено. Правда, без участия Федора Григорьевича, но по его поручению. Я имею комиссию забрать вас с супругом в свою карету и доставить в село Измайлово. Это совсем близко. Мы мило проведем день в дружеской компании и по первому вашему слову эта же карета доставит вас обратно. Так мне было наказано Федором Григорьевичем, и я не приму никаких отговорок. Там сегодня дневное увеселение.

— К сожалению, выходит не совсем удачно, дорогая Елена Павловна, — сказала Троепольская. — Муж безотложно занят днем по службе и не может отлучиться.

— Но вы ведь свободны, милая Татьяна Михайловна?

— Я хотя и свободна, но почитаю едва ли удобным ехать одной без мужа.

— Но к вечеру Александр Николаевич освободится, не правда ли?

— К вечеру — да, — ответил Троепольский.

— Тогда мы пришлем эту же карету за вами к назначенному часу, и она мигом соединит разлученные сердца.

— Как, Александр? — спросила Троепольская.

— Прекрасно. Ты поезжай с Еленой Павловной, а я буду позднее.

Так и было решено. Александр Николаевич отправился в театр, а Татьяна Михайловна пошла одеваться. Олсуфьева осталась с Грипочкой.

— Ну, подойдите же ко мне поближе, дитя мое.

— Извольте, сударыня. Только мне все говорят «ты». И дядя Саша, и дядя Федя, и все.

— Значит, можно и мне? Для меня это будет особенно приятно. А меня все называют Еленой Павловной. Когда поближе подружимся, ты будешь звать меня тетей Леной.

— К вам это не идет, — поморщилась девочка. — Вы совсем, совсем не похожи на тетю. Тети обыкновенно бывают старые и некрасивые.

— А дяди? — засмеялась Олсуфьева.

— Дяди могут быть всякие, старые и молодые. Вот дядя Федя и не старый, а все же — дядя.

— Это ты про Федора Григорьевича?

— Конечно. Он очень добрый, хороший. Мы все любим дядю Федю. В особенности я. А вы?

— Ну, разумеется, и я.

— Когда я вырасту большая, он возьмет меня замуж. Он каждый день обещает. А вам?

— Увы, прелесть моя, мне не обещает.

— Это хорошо. А будет обещать — не верьте. Когда многим обещают, не берут ни одну.

— Откуда ты все это знаешь, маленький философ?

— Так все говорят. И Александр Петрович тоже.

— Мало ли что люди болтают!

— Это правда, мужчины ужасные болтушки. Прямо как бабы. Один дядя Федя не болтушка. Сидит иной раз целый день молча и ни на что не обращает внимания. По-моему, он трагедию придумывает. Александр Петрович придумывает трагедии в карете, а дядя Федя — у нас. И вы, пожалуйста, не думайте, будто я ему мешаю. Ни-ни! Только иной раз вплету ему в волосы красную ленточку, а он не заметит. Так целый день и ходит с ленточкой, как девочка. Ведь невесте позволительны такие шалости, не правда ли?

— Конечно, невесте позволительно все, прелесть моя. Да еще такой счастливой невесте. Можно мне поцеловать тебя? Мне, неудавшейся невесте.

Грипочка сама несколько раз поцеловала в губы Елену Павловну.

— Но только обещай, — прибавила та, — что все, о чем мы говорим, ты не станешь никому пересказывать.

— Хорошо, — обещала девочка.

— Ну, вот наш тайный союз молчания и заключен, — сказала Олсуфьева. — Теперь ты обязательно должна бывать у меня, и как можно чаще. Тогда мы уж наболтаемся всласть. Ведь ты обещаешь бывать у меня?

— Если сестрица позволит.

— Мы ее упросим.

— У вас куклы есть?

— Есть, есть. Все найдется.

— Александр Петрович подарил мне дорогую французскую куклу, но боже мой, в каком ужасном виде! Представьте, она путешествовала с ним в карете, но в его кармане и вверх тормашками. Ужасно! Она у меня пролежала в госпитале целых две недели и еле отдышалась.

Вошла одетая по-дорожному Татьяна Михайловна.

— Прошу прощения за мешкотность, дорогая Елена Павловна. Я вас заставила порядочно-таки поскучать.

— Помилуйте, Татьяна Михайловна, да я целый день согласна беседовать с милой Грипочкой, и, право, мне это не наскучит.

— Грипочка охотница болтать, и не всегда кстати, — недовольно сказала Троепольская.

— Извините, она рассуждает как маленький мудрец, и каждое ее слово — золото. Смотри же, прелесть моя, сдержи свое слово, — прибавила Олсуфьева, целуя Грипочку.

— Каких она слов успела уже надавать? — слегка встревожилась Татьяна Михайловна.

— Это пока наше дело, дорогая Татьяна Михайловна. Мы не болтливы. Вы узнаете все в свое время.

Пока дамы усаживались в карету, Грипочка махала им в окно платочком.

Новые знакомые сидели в карете молча дольше, чем это допускает приличие. Они ни разу не взглянули друг на друга, но каждая мысленно не только видела малейшую черточку на лице другой, но и угадывала все мысли и ощущения соперницы.

Татьяна Михайловна была, по обыкновению, несколько бледна и сосредоточена. Елена Павловна — по-обычному спокойна и непроницаема.