Борис Горин-Горяйнов - Федор Волков
- Название:Федор Волков
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Ярославское книжное издательство
- Год:1956
- Город:Ярославль
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Борис Горин-Горяйнов - Федор Волков краткое содержание
Роман-хроника посвящен жизни и творчеству Федора Григорьевича Волкова (1729–1763), русского актера и театрального деятеля, создателя первого постоянного русского театра.
Федор Волков - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Троепольских проводили в «неметчину» так, как провожают людей, уезжающих погостить на короткое время.
Сумароков взял с них слово, что, как только ему удастся построить «постоянный и достойный российский театр», они немедленно же будут в Петербург.
20 февраля Гриша Волков выехал в Питер. Федор с троими «отставными» — в Ярославль.
Елена Павлина проводила эту компанию за несколько станций от Москвы.
Часть четвертая
«ТОРЖЕСТВУЮЩАЯ МИНЕРВА»
Снова Ярославль
Комедианты ехали по мирному большому тракту, но казалось, будто они едут по недавно разоренной неприятелем области. По сторонам дороги вправо и влево виднелись какие-то обгорелые развалины, запорошенные снегом. Местами — селения целиком сметены с лица земли. Там, где были не тронуты, людей все же почти не было видно. Край казался вымершим. Раза два-три навстречу попадались небольшие воинские части. В одном месте, в виду почтовой станции, пришлось загнать кибитку в снег и остановиться. По дороге возвращался в Москву целый кирасирский полк с пушками.
На станции сменных лошадей не оказалось, и пришлось ждать. Просидели там двое суток. Едва не умерли с голода: ничего нельзя было достать.
Смотритель станции, какой-то отставной военный, ни на какие вопросы не отвечал. На все настойчивые требования дать лошадей отвечал одно и то же:
— Нету лошадей. Ждите.
— Ну, а насчет еды?
— О еде — с бабой.
Этим и кончалась беседа.
Беременная баба, с испуганными выкатившимися глазами, только вздыхала.
— Тетенька, как же поесть-то? — приставали к ней комедианты.
— Охо-хо… кормильцы… Хлебушко есть… Шти опять же… Окромя ничего… Охо-хо…
— Да что у вас, война, что ли?
— Охо-хо… Ничего не знаю, кормильцы… Токмо крестьяне разбежамши… Нигде как есть ничевошеньки…
— Давай хоть щей.
Щи оказались из темных капустных листьев. Хлеб с примесью чего-то зеленого, — как каменный, не укусить.
Повздыхали комедианты. Поели кое-чего своего, оставшегося от Москвы.
Возле сарая ребята разговорились с молодым ямщиком.
— Как тебя звать-то, друг? — спросил Алеша Волков.
— А чай, Клим.
— Так ты вот что, Климушка: объясни толком, что у вас тут творится? Война, что ли?
— А и есть война, — засмеялся Клим.
— С кем воюете-то?
— А промеж себя, с барами.
— Так, понятно… А кто же деревни-то пожег? Они или вы?
— А те и энти, и третьи — солдаты. Кто прытче, тот и крой.
— По какому же это случаю-то?
— А так. Баре на мужиков насядут — в кнуты их. Мужик кнута не любит — сичас усадьбы палить. Баре за воинской силой шлют. А воинска сила не разбират: пали всех подряд. Усмирение прозывается. Ну, и разбежамши все по лесам.
— И давно этакое у вас творится? — спросил Федор Волков.
— А, почитай, с Покрова. Да тут вся округа полыхает. Мы-то мало дело запоздамши. Нас к Рождеству только палить начали.
— Ты ближний, Климушка? — полюбопытствовал Семен.
— Не, я дальний. Вологодской. Только здесь в ямщиках околачиваюсь. У нас-то совсем житья нет, хошь в могилу ложись.
— Неужели где может быть еще трудней здешнего? — спросил Федор.
— А то нет? Здесь что, благодать!
— Из Москвы всего этого не видно, — покрутил головой Алеша.
— Не видно? — отозвался Клим. — А с Ивана Великого?
— И с Ивана Великого не видно, — засмеялся Алеша.
— Вона! — удивился Клим. — А сказывают, будто с Ивана Великого всю Расею видать.
— Видать, да не с той стороны, дружище, — усмехнулся Семен.
— А! Значит, к нам не достает? То-то солдаты часто запаздывают. Придут, а уж ни бар, ни крестьян. Все разбежамши.
С Климом еще не раз беседовали. Постепенно поняли многое. Весь край был охвачен крестьянскими волнениями.
Волновались крестьяне монастырские и архиерейские. Мало того, что их изнуряли кабальной работой, а еще требовали внесения ежегодного оброка в монастырскую казну. Оброк достать было неоткуда. Оброчники разбегались. Их ловили воинские команды, которые жгли покинутые селения. Крестьяне в отместку «рушили» монастыри.
Старообрядческие общины были в более худшем положении. Этих, помимо двойного оброка, душили взятками, кому только было не лень, за одно лишь право молиться по-своему. Доведенные до крайности, раскольники не находили иного выхода, как собираться в «богомерзкие скопища» и подвергать себя добровольному всесожжению. Тех из них, которые еще не успели сжечься, подозревали в омом зловредном намерении и наказывали особо, загодя, — дабы впредь неповадно было.
Не сладко жилось крестьянам, приписанным к фабрикантам и заводчикам. Этих изнуряли непосильной работой, не кормя. Даже участь монастырских крестьян казалась им более завидной, чем фабричная каторга. Как правило, к непосильной работе присоединялись еще непосильные истязания, на которые некуда было жаловаться. Челобитные даже такого рода, что-де «управители и приказчики притесняют их, бьют, а некоторых и до смерти убили», — оставлялись правительственными инстанциями без внимания, пока не разражался «бунт». Тогда посылали воинские команды «для усмирения и вразумления».
Волнения господских крестьян были еще более частым явлением, в некоторых местах даже обычным, повторяющимся из года в год.
Обо всем этом наши комедианты, конечно, знали понаслышке, но самолично не видели. Сейчас, медленно подвигаясь вперед по разоренной местности, многое увидали.
— Вот когда мы подлинно окунулись «в златой век российской Астреи», — зло иронизировали «придворные актеры».
— Слушай, Федор Григорьевич, — приставал к Волкову Демьян Голик, — ты когда увидишь «господина российского Расина», поделись с ним виденным. Авось, он в новую трагедию кое-что вставит. Как это, Алеша: «Кому прощать царя?»… — Ну-ка, чеши дальше…
Алеша продекламировал монолог из сумароковского «Гамлета»:
«Кому прощать царя? Народ в его руках.
Он бог, не человек в подверженных странах.
Когда кому даны порфира и корона.
Тому вся правда — власть, и нет ему закона…»
По мере приближения к Ярославлю пожарищ становилось все меньше. Наконец они и совсем исчезли. Жизнь шла как бы по-обычному, своим чередом. На дорогах и в придорожных деревнях стало многолюднее.
Правда, почти все хлевы, сараи, а частью и избы стояли раскрытыми — солому извели на корм скоту — но это была обычная российская картина.
Со странным чувством подъезжал Федор Волков к родному городу. Ярославль был тем затаенно-милым, к чему помимо воли стремились его мысли в эти два года. Откуда же это невыносимое тревожное беспокойство? Почему он не может отдаться той бесхитростной радости, которою радовались его спутники? Как будто возвращается он не тем, каким уехал.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: