Слав Караславов - Низверженное величие

Столица постепенно оживала, жизнь начинала нормализоваться, и только некоторые, загроможденные обломками улицы и обгорелые стены зданий торчали мрачно и устрашающе, словно памятники пережитого ужаса. Дом Развигорова уцелел по какой-то случайности. Бомба попала во дворик над стеной здания, пробила потолок подвала и не взорвалась. Вернувшись домой вскоре после бомбежки, хозяин наткнулся на солдата, который как раз выходил из подвала. Поначалу он решил, что это мародер, но, когда выяснилось, что солдат обезвредил бомбу, Развигоров не поскупился на угощение. Пока что у него в семье все обстояло более или менее благополучно. Михаил писал, что у них все в порядке. Уже появился ребенок. Мальчик. В честь деда его окрестили Константином. Развигоров без конца перечитывал письмо и не мог нарадоваться. Он и сам не ожидал, что подобная новость может так его разволновать. В другое время бросил бы все и поехал к сыну, сейчас же послал длинную телеграмму, полную благодарности, добрых пожеланий и советов, как лучше растить малыша. В этот вечер он решил заняться своими финансами, проверить счета и торговые книги — ведь никто не знает, что может произойти завтра или послезавтра.

Борис помешал его намерениям, но по крайней мере они смогут сейчас откровенно и о многом поговорить. Долгое время отец щадил его, но молчать стало уже невозможно. Борис уехал, даже не поставив в известность родителей, затем потребовал от отца огромную сумму, прикрывшись какими-то туманными намеками. Так дальше продолжаться не может. Он не единственный его сын, притом не малолетний, получает хорошее содержание, холост, ни жены, ни детей. Что у него за расходы! Это же просто расточительство! Развигоров, несмотря на большие прибыли, привык экономить. В свое время отец рассказывал ему поучительный анекдот про деда Миню Попа из Боженцев, и он запомнил его на всю жизнь. Сын знакомого пришел просить у деда Миню взаймы, чтобы открыть торговое дело. Старик пригласил гостя выпить кофе. Сели у камина. Гость высказал свою просьбу, старик велел принести деньги и отсчитал нужную сумму. Пока пили кофе, гость достал пачку папирос, чиркнул спичкой и закурил. Выпили кофе, гость докурил и поднялся, а тут дед Миню и говорит: «Дай-ка пересчитаю деньги, вроде я тебе чего-то недодал…» Взял деньги, но считать не стал, положил их в свой пояс. Гость растерялся: «Но как же, дед Миню…» «Никаких „как же“, — отвечал старик. — Я дал тебе деньги от всего сердца, хотел помочь открыть дело, но теперь вижу, что торговца из тебя не получится…»

— Но почему? — спросил гость.

— Потому что ты сидишь возле огня, а чтобы прикурить, достаешь спички…

Намеки сына, в которых фигурировала какая-то папиросная фабрика, напомнили ему эту байку. Константин Развигоров дождался, пока сын пройдет в глубь кабинета, и затворил дверь.

— Ну, добро пожаловать…

— Спасибо, — ответил тот. — Ты один?..

— Один. Мать и девочки еще в Чамкории…

— Под защитой регентов, — пошутил Борис.

— Пожалуй, регентам самим нужна сейчас защита, — ответил Развигоров, занимая свое обычное место за тяжелым дубовым столом. Сейф у него за спиной был заперт, но ключи торчали в двери. На столе были разложены бумаги, и отец начал аккуратно их собирать — А ты по каким делам в столице?

— По службе… Ненадолго…

— И вернешься?..

— Думаю, что вернусь…

— Думаешь или вернешься?..

— Как пойдут дела. Может, и не вернусь, — ответил Борис, сверля отца своим тяжелым взглядом.

— Но там же папиросная фабрика, верфь…

— А это не моя забота…

— А у тебя какая забота?..

— Есть кое-какие грешки. — Сын поморщился. — Солдаты на меня взъелись… Да и этого мне кое-кто не простит… — Борис открыл портфель и вынул тяжелый слиток золота. В кабинете как будто стало светлее от его спокойного блеска. Отец вздрогнул при виде такой ценности, но быстро овладел собой.

— И что же думаешь делать дальше?..

— Это будет зависеть от многого…

— Например?..

— Ну, если придут русские, надо бежать в Турцию или…

— Ловко придумал, ничего не скажешь… — вздохнул отец. И оба замолчали, словно не о чем больше говорить. Когда молчать стало уже невмоготу, Константин Развигоров, опершись ладонью о стол, спросил: — Ну а матери что передать?.. Сестрам?..

— А что захочешь, то и передай…

— Не сумел я научить тебя думать о других, — вздохнул старик. — Вырос законченным эгоистом…

— Ну, не всем же быть такими гуманистами, как ты…

— Хочешь сказать, глупцами… Глупцами, которые всю жизнь пекутся о детях, стараются сделать их людьми, а те считают их дойными коровами…

— Ты мне дал только то, что должен… И то не все…

— Что-о? Я тебе должен?! — вспыхнул отец. — Я никому ничего не должен, это ты мне должен за все тревоги, за все бессонные ночи, за все горе, которое ты мне приносишь!.. Должен!.. И когда же прикажешь расплатиться?..

— Сейчас! — усмехнулся сын.

— А почему не завтра?

— Потому что завтра меня, может быть, уже не будет в живых…

Константин Развигоров ничего не сказал, что-то стало его душить, дыхание участилось. Он откинулся на спинку кресла и задумался. Мысли его были безрадостны… Борис продолжал безучастно сидеть на кожаном диванчике, закинув ногу на ногу, разглядывая свои лакированные сапоги, как будто перед ним не отец, а чужой человек. Константин Развигоров повернулся в кресле и щелкнул ключом. Дверца тяжелого железного сейфа бесшумно раскрылась. Борис видел спину отца, и в голову ему пришло не очень удачное сравнение: он представил себе мужа Эмилии Чанакчиевой, только тот был маленький, щуплый, а отец — крепок, как скала, несмотря на все его годы, и выглядел не столько испуганным, сколько сокрушенным. Отец достал из сейфа несколько продолговатых свертков — колбасок из золотых монет — и положил на стол.

— Очень сожалею, что не сдержался и что нам пришлось вести такой разговор… Может быть, ты когда-нибудь поумнеешь и вспомнишь эту минуту…

— Может быть, — небрежно бросил Борис. — Он уложил колбаски в красивый портфель и, словно спохватившись, сказал: — И все же давай помиримся…

— Я тебя прощаю, — ответил отец и, помолчав, добавил: — И не забудь сообщить, куда отправишься. Я тебя создал, я тебя воспитал, хоть и не так, как хотелось бы, но кровь — не вода. Это старая истина. Не забывай ее. Будь здесь твоя мать, сказала бы тебе еще что-нибудь, не хочу делать этого за нее. Не советую спешить с отъездом за границу, но ты лучше знаешь, что натворил, решать тебе. И все же послушайся отца. Подожди где-нибудь возле границы, посмотри, как будут развиваться события. И если перед тобой захлопнутся здесь все двери, тогда только постучись в чужую. Не зря говорят, что чужой хлеб горек…